1632

Так же энергично он повернулся лицом к своим советникам. Все они были шведами, за исключением сэра Джеймса Спенса.

Акселю: — Нет, нет и нет. В этом вопросе герцоги Саксен-Веймар оказались столь же мелочными, как и любые другие немецкие аристократы. В их отсутствии — длительном отсутствии, позвольте вам напомнить — их подданные сочли нужным самоорганизоваться, чтобы пережить зиму и бесчинства войны. — Наполовину сердито: — Что же они должны были делать, Аксель? Тихо помирать с голоду, чтобы не нарушить спокойствие владык?

Оксеншерн вздохнул. Его давняя, наполовину шутливая, распря с королем Швеции по вопросу роли аристократии усилилось за прошедший год. И канцлер Швеции проигрывал спор. Мгновение, стараясь не скрипеть зубами от расстройства, Аксель молча проклинал своих германских собратьев по классу. С такими друзьями, кому нужны враги? По правде говоря, канцлер не был так уж несогласен со своим монархом по данному конкретному вопросу. Аксель не допустил бы германское дворянство близко даже к своей псарне, разве что в качестве корма для собак. Тем не менее…

— Густав, — твердо сказал он. — Это не какой-то мелкий вопрос. И мы не можем просто отмахнуться от него, как от еще одного примера аристократической бессмыслицы. Фактически, власть в южной Тюрингии была захвачена республиканцами. Все донесения сходятся на этом, даже если они расходятся по поводу всего остального. — Его губы поджались. — Они даже назвали себя в честь голландских Соединенных Провинций. 'Соединенные Штаты', фу-ты, ну-ты!

Король начал было говорить, но Аксель протестующе поднял руку. Его жест был не безаппеляционным — в конце концов, есть определенные границы фамильярности с королями, даже с Густавом II Адольфом — но, несмотря на это, весьма решительным. Монарх вежливо удовлетворил желание своего канцлера, придержав на какое-то время язык.

— Этот вопрос носит более общий, принципиальный характер, — продолжал Оксеншерна. Он щелкнул пальцами. — Меня вот ни настолько не волнует южная Тюрингия. Но что, если пример окажется заразительным? Или просто начнет волну паники среди властителей окружающих территорий? У нас и без этого достаточно проблем с нервозными германскими союзниками. Если позволить протестантским владыкам начать волноваться по поводу революции, то иго империи Габсбургов может показаться им безопасным убежищем, а не тяжким ярмом.

Стоящий в нескольких футах от них Торстенссон фыркнул.

— Как будто саксонцам или пруссакам нужны оправдания для предательского поведения!

Оксеншерна бросил тяжелый взгляд на генерала-артиллериста, но Торстенссон стоял на своем. Более того, он бросился в контратаку. Молодой генерал сам щелкнул пальцами.

— А меня вот ни настолько не волнует уязвленная гордость немецкой аристократии. Любой из этих графов, курфюрстов и герцогов… — К этому моменту он прожигал взглядом окружающих не хуже Оксеншерна. — И я не исключаю из этого списка Саксен-Веймаров или Гессен-Касселей — они мгновенно изменят нам при подходящей возможности.

Негромкий ропот протеста раздался со стороны других генералов.

— Это несправедливо, Леннарт, — проговорил Банер. Казалось, это был день нахмуренных физиономий. Великолепный образчик этой гримасы теперь украшал лицо фельдмаршала. — Бернард, конечно же, высокомерный осёл. Но Вильгельм — это уже другая история.

Король вмешался до того, как страсти чересчур накалились. Позволить обсуждению характера Бернарда Саксен-Веймара стать главной темой дискуссии, и та гарантированно превратится в свару. Несмотря на несомненный полководческий талант, продемонстрированный юным герцогом в течение последнего года, большинство шведских генералов считало его абсолютно невыносимым. 'Высокомерный осёл' было самым мягким из эпитетов, которые Густав слышал от своих офицеров в его адрес.

— Все это не относится к делу, — заявил король. И, поворачиваясь к Банеру: — Юхан, я разделяю вашу личную оценку Вильгельма. Я и сам, так уж получилось, довольно высокого мнения о нем. — Густав бросил быстрый полушутливый взгляд на Акселя. — Вильгельм — одно из немногих исключений из моей оценки немецкой аристократии в целом. Если бы я не знал его родословную, я был бы готов поклясться, что он из шведских дворян.

Раздались громкие смешки. За исключением шотландца, все члены этой маленькой группы, стоявшей вблизи Рейна, принадлежали к шведской аристократии и гордились этим.

Кроме того, это был, по-видимому, и день щелкания пальцами. Теперь король добавил свою версию жеста к коллекции.

— Меня вот ни настолько не волнует этот спор. — Он опять воззрился на Оксеншерна. И на этот раз, без юмора. — Меня волнует Тюрингия, Аксель. По двум причинам.