– Да я не настаиваю, – снова начала я лепетать. Да, в присутствии Алекса я только и делаю, что выдаю что-то несвязное и тихое, как взмах крыла бабочки. – У нас была собака, когда я была маленькой. Она умерла. Родителям больше не хочется вставать по утрам и выгуливать, а я помню, как приятно обнимать пушистого дружочка. Ну и хочется какой-то безусловной привязанности. Это же абсолютно по любви будет, без задней мысли. Собаки очень искренние.
Алекс молчал. Щеки горели, я не знала, куда себя деть, что сказать и нужно ли уходить, поэтому продолжила быстро изливать душу. Уф! Я находка для шпиона.
– Прошлым летом крестный пообещал мне на день рождения щеночка. Так прямо, знаешь, железно пообещал. Серьезно поговорил со мной об ответственности, поставил в известность родителей. Они, конечно, против были, но он ничего, обработал их. Я весь год ждала, прочитала много про ретриверов (он мне именно эту породу обещал). Всю ночь перед днем рождения не спала. Писала Тане: «Представляешь, уже вечером буду обнимать дружочка». Придумала кличку, кстати, даже. Выбирала ответственно. Смотрела значение имени в переводе с греческого и римского, потому что, как корабль назовешь… А получила букет роз и какое-то украшение, даже не помню: сережки или браслет. Столько было разговоров об ответственности за живое существо, а на деле… Ответственности за свои слова так мой крестный нести и не научился. Теперь я его не выношу.
Алекс молчал. Я подумала: «Бедный! А ведь он просто спросил, что подарить».
– В общем, – я перекатилась с пяток на носки пару раз, – подарок на ваше усмотрение. Я понимаю, что собака – это что-то за гранью…
– А первый пес у вас какой был?
– Овчарка. Но очень добрая, ручная девочка, ласковая. Ее оставляли со мной маленькой. И мухи не обидит. Папа подарил ее маме сразу после свадьбы. Им тоже обоим родители не разрешали, и они решили, что, как вступят во взрослую жизнь, так и…
– Иногда ожидание чего-то слаще самого момента достижения этого чего-то, – сказал Алекс и снова посмотрел на море. Я им залюбовалась. – А ты не хочешь тоже подождать? – Он посмотрел на меня, я не успела отвести взгляд и смутилась. – Встретить любимого человека, создать семью и завести хоть десять собак?
– Ну так я всю жизнь могу прождать.
Глаз мы друг от друга не отводили.
– Я не люблю ничего обещать, – сказал Алекс, – никогда не связываю себя словом, потому что черт знает, как жизнь повернется.
– Кроме Элизабет.
– Что?
– Свадебная клятва, это ведь тоже в своем роде «связать себя словом». Значит, она исключение…
– Очень милое размышление. Так вот о собаке. С отцом поговорю. Он обсудит все с твоими родителями. Если будет чем обнадежить, тогда дам знать.
Внутри будто фейерверк взорвался. Я запрыгала прямо в воде и даже обрызгала Алекса. Он улыбнулся снова только уголками губ и помахал рукой, мол, все нормально, а потом снова задумчиво посмотрел вдаль, будто и забыл про меня. Все-таки что-то гложет его…
– Наверное, ужин уже готов. Я пойду, и ты тоже приходи!
Я побежала к дому по пляжу. И пятки жгло от мысли, что он, может быть, смотрит на меня. И, когда мы разговаривали, смотрел – не мимо, не вежливо куда-то в лоб, а искренне, в глаза. Сейчас пишу и снова все прокручиваю в голове. Чувства напомнили эпизод из детства, когда родители мне запрещали смотреть чересчур откровенную для моего возраста телепередачу, но я пряталась по комнатам, искала любые возможности, чтобы насладиться выпуском, а когда мне это удавалось, чувствовала прилив такого большого счастья, что не могла спокойно сидеть на месте, хоть сердце и колотилось от мысли, что родители узнают и что все это неправильно.
Хотя о чем я, боже! Что неправильно? О чем узнают? Напридумывала. Всегда я так.
22:30. Когда гости укладывали чемоданы в багажник, я помогала, и случайно наши с Алексом локти столкнулись. Я посмотрела на него, а он, казалось, совсем не обратил внимания. Обрадоваться бы, ведь правда – напридумывала. Но все равно… не знаю. Видано ли, что я в своей родной тетрадочке мысль выразить не могу! Ладно. Напридумывала, поверила – и оттого грустно.
Часть 2. Уехали…
Мир ощущается странно. Как утро после бессонной ночи. Или как семь вечера в ноябре в четверг – неустойчиво, непонятно, будто залезла на стол и смотришь на комнату, а все предметы уже выглядят иначе и даже кажутся не твоими совсем.
Я три дня избегала Таню и бабушку с дедушкой. Почему-то хотелось быть одной. Уходила утром после завтрака гулять по городу и слушала в наушниках «Героя нашего времени». Кстати, буду его тут сокращать просто: «ГНВ», а то с ума сойти, какое длинное название.
Сегодня будто отпустило, как после болезни, когда, пережив мучительную ночь, просыпаешься и чувствуешь, что началось выздоровление.