19 лет

Вечно занятого общественной и партийной работой директора никто не осмеливался попрекнуть. Иногда качали головами и шептались молодые учительницы, а что б сказать вслух – Боже сохрани. Временами Владимир Демидович громко жаловался завучу: «Вот беда, не дают работать. Снова на три дня вызывает райком на семинар. Так что вы, Дмитрий Васильевич, смотрите тут, что б был порядок», - стучал указкой по голенищу, заходил в класс, давал детям задание и исчезал. А назавтра говорили, что видели его около избушки при железнодорожной водокачке. И дома его в эти дни не было.

Живя под одной крышей, мы временами слышали за дверями Лазников громкие разговоры, похожие на ссоры. На припудренном лице Юлии Лукьяновны после таких разговоров были видны бороздки от слёз. В небольшом местечке, особенно, если человек на виду, ничего долго не утаишь. Наши учительницы с усмешкой посматривали на директора, а когда он выходил, долго шептались и хихикали. А он по-прежнему держался независимо, шутил и снова куда то спешил, жаловался: «заела партийная работа» - и пропадал на день-другой. Наблюдательные женщины подмечали, что в эти же дни на занятиях не было Гали Гарчени. Бывало «химичка», или «немка» жаловались в учительской: «Снова Гарченя дремала на уроке. Материал – ни в зуб ногой. Пришлось ставить двойку».

Семнадцатилетняя Галя жила с мамой в избушке при водокачке за километр от местечка. Злые языки болтали, что туда и исчезал в «командировку» наш директор. Когда сплетни доходили до меня, я искренне возмущался и убеждал, что этого не может быть – она же ещё ребёнок. И правда, тихая беленькая Галя, была длинненькая и тоненькая, как подросток.

А за дверями наших соседей всё чаще слышались ссоры, всхлипывания Юлии Лукьяновны; стучал дверью Владимир Демидович и исчезал из дома. А Юлия заметно круглела, по лицу пошли коричневые пятна, по всему было видно - пора шить распашонки.

Слухи про директорские ухаживания за ученицей покатились из конца в конец местечка. Лазник, видимо, почувствовал опасность, поехал в район и добился перевода в Амговицкую школу по семейным обстоятельствам. Сложил в рюкзак немудрёный скарб и исчез, не попрощавшись с женой. Разъярённая Юлия Лукьяновна поехала в райком и вывела на чистую воду своего беглеца. Никакого института он не кончал, всё образование – довоенный педтехникум. К званию Героя его никто не представлял. Всю войну он прослужил в штабе полка в Германии и в Порт-Артуре. Все бланки и печати были у него. Вот при демобилизации и сделал себе липовые «выписки из офицерского особого дела». А тут развесили уши, обрадовались, что явился Герой, и подняли Лазника на высшую ступень районной славы.

Никому не хотелось очутиться в роли гоголевского городничего, решили всё тихо свести к выговору по партийной линии, а районо сделало перерасчёт за незаконно полученную зарплату без соответствующего образования - и перевели Лазника В.Д. в преподаватели младших классов.

Юлия Лукьяновнв немного пожила одна, поплакала тихонько, пожалела, что погорячилась, а потом рассудила – лучше было всё рассказать самой, чем вскроет прокуратура, потянет в суд и наделает шуму на весь район. И всё же, видимо, она была сильно привязана к своему Володе и поняла, что будущему ребёнку нужен хоть такой, немного верченый, отец. Дважды съездила «на мировую», а вскоре и сама переехала к мужу.

С неделю их квартира пустовала, мы и не отваживались претендовать на неё. Наконец совет смиловался над нами и позволил занять директорские покои. О-о! Это было наивысшее счастье. В двух светлых комнатах мы почувствовали себя, как во дворце. Поверили, что судьба желает нам добра – сняли судимость, вдвоём работаем, имеем человеческую квартиру, живи и радуйся до смерти.

Наш чуланчик отдали немолодой вдове с двенадцатилетним мальчиком Митей. Он стал хорошей нянькой нашей Тане. А когда он уходил на переезд помогать маме, она с такими же сморкачами, как сама, сбегала за железную дорогу пасти соседскую корову, забредала за далёкие перелески, и я после занятий часами бегал по полю, а она пряталась в бороздах, что б не забрали домой. Самое опасное было, когда дети залезали в глубокий котлован, заполненный чёрным битумом. От жары он растаивал, дети делали из него мячики, смола прилипала к ручкам, склеивала пальчики, и они не могли разъединить ладони. Какой то пьяный бродяга пошёл напрямик, ввалился в котлован, смола его засосала, а когда нашли, едва вытащили просмоленную мумию.

Наша соседка Лукерья работала на железной дороге и часто ездила в Слуцк на рынок или в магазины, что-то возила на продажу сама. В посёлке начался обмен паспортов, а фотографа своего не было. Лукерья в районе сфотографировалась на шесть снимков. Два сдала в паспортный стол, а четыре у неё остались.