1914 год. Начало

На завершающем этапе боя под Сольдау Л. К. Артамонов уже ничем не командовал, потеряв автомобиль, он брел по дороге вместе со своим адъютантом, повторяя: «Все погибло»⁴⁰⁹. Вид его не мог вдохновить подчиненных: «Он шел, как лунатик, не замечая окружающего, один полуоторванный погон спускался ему на грудь, весь он был покрыт пылью. Трудно в нем было узнать прежнего самоуверенного и грозного командира корпуса»⁴¹⁰.

Утром 14 (27) августа А. В. Самсонов побывал в расположении 15-го армейского корпуса и, осмотрев поле боя в районе Мюлена, остался доволен ходом боя. О том, что произошло на флангах его армии – с 6-м и 1-м корпусами, он узнал по возвращении в свой штаб⁴¹¹. Только в шесть часов вечера А. В. Самсонов получил новое известие, которое доставил прибывший с конным отрядом генерал-майор Н. А. фон Штемпель. Оказалось, что 1-й корпус уже несколько часов отступает на Млаву. Командующий поначалу отказался поверить этой новости, а убедившись в том, что она соответствует действительности, распорядился сменить Л. К. Артамонова на генерала А. А. Душкевича⁴¹², который был старшим по званию в 1-м армейском корпусе. Ему было приказано немедленно остановить отход и перейти в наступление⁴¹³. Выполнить этот приказ оказалось уже невозможно, трудно было даже обеспечить своевременную смену командиров.

Моральное состояния корпуса, понесшего большие потери и разбитого при первом серьезном столкновении с противником, оставляло желать лучшего. Отходящие части перемешались и к вечеру уже шли в полном беспорядке, а в Млаве потерявшимся солдатам и офицерам пришлось потратить немало усилий, чтобы найти своих⁴¹⁴. Только отказ Г фон Франсуа от преследования спас 1-й русский корпус от катастрофы⁴¹⁵. Л. К. Артамонов утратил контроль над ситуацией и слал в штаб армии телеграммы, которые явно свидетельствовали о том, что на него ни в коем случае нельзя полагаться. Так, в 19 часов 25 минут он сообщил, что удерживает Сольдау⁴¹⁶. Таким образом, вслед за правым флангом 2-й армии оголился и ее левый фланг, а к вечеру 27 августа положение стало критическим⁴¹⁷.

Центральные корпуса армии – 13-й и 15-й оказались в мешке. А. В. Самсонов предполагал выйти из него при помощи контрудара, подчинив командира 13-го корпуса командиру 15-го. 14 (27) августа Н. Н. Мартос получил приказ на следующее утро организовать фронтальную атаку противника – 13-й корпус должен был нанести удар во фланг. Организовать совместные действия корпусов в данных условиях было практически невозможно, поскольку корпус Н. А. Клюева находился в 30 верстах от места планируемой атаки и просто не мог успеть к ее началу на утро следующего дня⁴¹⁸.

Положение центральных корпусов ухудшалось и весьма скверным сотрудничеством между их командирами. Н. А. Клюев и ранее предпочитал сосредотачиваться на решении собственных задач, 11 (24) августа он не оказал помощь Н. Н. Мартосу, хотя и находился всего в 25 верстах от него⁴¹⁹. Через два дня история повторилась, причем в этот раз он ссылался на необходимость выполнить приказ главнокомандующего фронтом и занять Алленштейн⁴²⁰. У генерала было только одно объяснение – за все время наступления Алленштейн являлся единственной точно намеченной директивами главнокомандующего фронтом для действий его корпуса целью. Приказание занять его оставалось в силе и 14 (27) августа. На помощь 15-му корпусу в этот день была направлена одна бригада, которая сбилась с дороги в лесу и вечером вернулась в исходный пункт⁴²¹.

Вечером этого дня А. В. Самсонов еще не имел полной и, во всяком случае, достоверной информации о положении на своих флангах. Его единственным шансом была бы попытка привести отошедшие 1-й и 6-й армейские корпуса в порядок с целью обеспечения отхода центра. Вместо этого он решил осуществить решительную контратаку во фланг обходящих его армию немцев с опорой на свой центр⁴²². Решение принималось ночью и утром 15 (28) августа. В 00 часов 45 минут 15 (28) августа Л. К. Артамонов доложил А. В. Самсонову, что не может сдать корпус, так как А. А. Душкевич в этот момент занят поисками остатков своей дивизии, добавив при этом: «От вверенного мне корпуса за истекшие бои остались лишь небольшие части»⁴²³. Высокий уровень потерь неизбежно сказался на моральном состоянии войск. «Встречаемые группки русских солдат сдавались, – отмечалось в дневнике действий за 28 августа германского 3-го резервного конного полка. – Людей для конвоя не было, отчего, отняв у сдающихся винтовки и показав направление в тыл, посылали их самостоятельно»⁴²⁴.