– Заседатели… – шепчет Рутенберг на ухо Михаилу Ивановичу, отходя. – Дан приехал, собственной персоной. Сейчас будут Александру Федоровичу «черную метку» вручать. Ох и понесет их Саша вдоль по бульвару… Ох и понесет!
Ночь с 24-го на 25 октября 1917 года. Петроград. Зимний дворец. Серебряная гостиная
Дан, Авксентьев и Гоц встают, когда входит Керенский.
– Александр Федорович!
Мужчины пожимают друг другу руки.
– Чем обязан, товарищи? – спрашивает Керенский.
– Мы привезли вам постановление Временного совета.
Дан передает Керенскому бумагу. Тот читает.
Ноздри его начинают раздуваться, он взбешен.
– Вы обвиняете Временное правительство в кризисе? – произносит он сдавленным голосом. – Вы имеете наглость говорить, что мы довели страну до ручки?
Керенский отшвыривает бумагу.
– Значит, это мы несем ответственность за революционные комитеты? За взбесившихся большевиков? За разложение в армии?
– Вы – правительство, – говорит Дан. – Вы не находите, что вывод о вашей ответственности за ситуацию вполне логичен?
– Это вы так думаете, товарищ Дан?
– Да, Александр Федорович, и я так думаю. И мое мнение совпадает с мнением Временного совета.
– Пре-вос-ход-но! – чеканит Керенский. – Все! Я складываю с себя полномочия! И заодно и ответственность! Я передаю власть вам, товарищ Авксентьев! Вы мой однопартиец, член Временного совета, вам и карты в руки! Давайте, товарищи, берите процесс под контроль! Борьба с большевиками теперь ваша обязанность!
– Товарищ Керенский, – говорит Авксентьев испуганно. – Ну что за ребячество!
– Никакого ребячества! Хватит! Это уже не недоверие, высказанное кулуарно! Это документ, в котором вы обвиняете правительство в бездействии…
– Да успокойтесь вы, Александр Федорович, – вступает в разговор Дан. – Никаких политических последствий этот документ не имеет, практических – тем более. Товарищи высказали мнение, вы это мнение услышали. Никому и в голову не приходит вас отстранять! И большевики готовы распустить свои боевые отряды, мы с товарищами осудили их тактику давления на правительство, и они просто обязаны нас послушать! Эта резолюция не направлена против вас, она призвана помочь вам определить приоритеты и заставить большевиков отказаться от мысли о вооруженном восстании. Есть же партийная дисциплина, в конце концов… Есть договоренности, которые фракции должны соблюдать!
В гостиную входит офицер связи.
– Простите, товарищи… Александр Федорович, срочная телефонограмма.
Керенский читает бумагу.
– Ну вот, товарищ Дан, – говорит он. – В соответствии с межфракционными договоренностями вооруженные отряды ВРК только что заняли Балтийский и Финляндский вокзалы, разоружив охрану. Завидую вашей вере в силу резолюций. Только вот Троцкий и Ленин плевать на них хотели! Если вы не возражаете, товарищи, я вернусь на заседание кабинета. Сейчас есть дела поважнее, чем пустая болтовня по поводу ничего не значащих бумажек.
Керенский выходит прочь.
Ночь с 24-го на 25 октября 1917 года. Петроград. Варшавский вокзал
В здание входит вооруженный отряд.
Командир отдает приказы.
Дружинники разбегаются по помещениям, возле входа устанавливают пулемет. Второй «максим» направляют на подъездные пути.
По улице едут грузовики с вооруженными дружинниками в кузовах. Машины подъезжают к Николаевскому вокзалу. Бойцы выпрыгивают с кузовов в снежную кашу и бегут к зданию.
Ночь с 24-го на 25 октября 1917 года. Река Нева. Крейсер «Аврора». Боевая рубка крейсера
В рубке – рулевой, председатель судового комитета Белышев и командир крейсера лейтенант Эриксон.
– Ну, товарищ Эриксон, теперь ваша работа… – говорит Белышев. – Сейчас на деле докажете вашу преданность революции. От имени Петросовета приказываю вам подойти к мосту на кабельтов и взять под прицел помещение механической части.
– Фарватер не обследован, товарищ Белышев, – отвечает Эриксон. – Посадим судно на мель.
– Ты, товарищ Эриксон, – голос у Белышева совершенно спокойный, – не рассуждай. Ты, блядь, делай, что тебе революционный совет приказывает.
– Революционный совет фарватер не знает, а я знаю, товарищ Белышев.
– Раз знаешь фарватер, контра, выполняй приказ.
– Фарватер не обследован, Белышев.
– Я тебе, суке, два раза приказывать не стану.
Белышев шагает вперед и вскидывает руку – в ней наган. Ствол упирается Эриксону в висок.
– Ты мне можешь голову прострелить, Александр, а глубины у меня на карте не появятся.
– Да мне похуй, – улыбается Белышев. – Мне Петросовет приказал возобновить движение по мосту, и я его восстановлю. Надо будет – пристрелю и тебя, и любого, кто начнет мешать делу революции. Понял?