1917, или Дни отчаяния

– Товарищ Белышев, – вмешивается рулевой. Он испуган и косится то на Эриксона, то на наган в руке председателя судового комитета. – Давайте я попробую малым ходом подать к опорам. Полкабельтова не гарантирую, но на кабельтов подойду. Только давайте с промерами – пустите шлюпку вперед, пусть лотом дно стучат.

– Что, Эриксон? – с издевкой спрашивает Белышев. – У матроса голова работает, а у тебя нет? Он, блядь, соображает, как можно задание совета выполнить, а ты мне мозги ебёшь?

– Ты, Белышев, дурак, – отвечает Эриксон. – Если ты крейсер угробишь, как задание выполнишь? Ну застрели меня! И кто у тебя кораблем командовать будет? Петросовет?

– Так ты потому и живой, морда офицерская, что заменить тебя пока некем. Ну ничё… Заменим, дай срок.

– Замените, не сомневаюсь. А сейчас наган убери…

– Чо, уговорил я тебя? – осклабился председатель судового комитета.

– Ты и мертвого уговоришь, Белышев. Ты лучше подумай, что делать будешь, если они тебя не испугаются. На судне ни одного боевого заряда нет. Холостыми будешь мост разбивать?

– Надо будет, мы его на таран возьмем, понял?

– Конечно, понял. Шлюпку на воду спускайте, товарищ Белышев.

– Посадишь «Аврору» на мель, Эриксон, пристрелю нахуй.

– И сам застрелишься. Ты без меня и с буксиром не управишься, не то что с крейсером… Мостик! – говорит Эриксон в переговорное. – Что там на Николаевском?

– Стреляют, товарищ капитан, – отзываются с мостика, – бой там. Рассмотреть не могу, видимости нет, но стреляют страшно…

Ночь с 24-го на 25 октября 1917 года. Петроград. Николаевский мост

Перестрелка между юнкерами и отрядом ВРК.

Мост разведен.

Со стороны ВРК ведут ружейный и пулеметный огонь по позиции юнкеров. Но он малоэффективен. Часть юнкеров скрывается в механической, возле подъемного устройства. Часть огрызается винтовочным огнем из-за парапетов.

Еще один отряд РВК пытается зайти со стороны набережной, но тут у юнкеров небольшая баррикада с пулеметами и простреливаемое пространство метров на 150 вперед, на котором уже валяются с десяток неподвижных тел.

Командир отряда РВК смотрит за громадиной крейсера, маневрирующего на реке неподалеку.

– Наши подошли… – говорит он.

– А если не наши? – спрашивает молодой парень в студенческой фуражке и башлыке. Его слегка прыщавая физиономия залеплена мокрым снегом. – Это же крейсер!

– Не бзди, малыш… Наши это. На флоте все теперь наши.

Ночь с 24-го на 25 октября. Петроград. Река Нева

С «Авроры» спускают шлюпку. По ней немедленно начинают стрелять со стороны юнкеров.

Матрос поднимается в рубку по трапу.

– Не промеряем мы глубины, Саня, – говорит он Белышеву, стряхивая с бушлата мокрый снег. – Палят, суки… Мне чуть в котелок не попали, блядь… Ухо царапнуло. Шлюпке весь борт продырявили! У них винтари!

Белышев поворачивается к Эриксону.

– Придется тебе, лейтенант, рискнуть… Не сделаешь – я тебе башку прострелю. На мель посадишь – все равно прострелю. Говорят, у тебя мама и сестра в Петрограде? Любишь их, наверное? Не хочешь, чтобы с ними что-то произошло? Понял? Так что будь очень-очень осторожен…

Белышев кладет перед собой револьвер.

Некоторое время Эриксон и Белышев смотрят друг на друга. Они почти ровесники, оба светловолосые, но Эриксон высокий и нескладный и смотрит на Белышева сверху вниз. Взгляд у него недобрый, ничего хорошего председателю судового комитета не сулящий. Впрочем, ответный взгляд не лучше. Понятно, что Белышев свою угрозу выполнит.

– Рулевой, два румба влево, – говорит Эриксон через некоторое время. – Машинное – малый вперед…

Ночь с 24-го на 25 октября 1917 года. Петроград. Николаевский мост

Молодой прапорщик, командир отряда юнкеров, наблюдает за маневрирующим крейсером.

– Вот черт! Начал подходить.

– Ну и что он нам сделает? – спрашивает мальчишка-юнкер, сидящий на корточках возле офицера. Он опирается для удобства на «мосинку». – Раздолбает мост?

– У него носовые шестидюймовые… Даст осколочным, и от нас даже пыли не останется. Хоронить будет нечего. А потом высадит десант…

– И что будем делать?

– Умирать зря не будем. У меня береговой батареи под командованием нет.

Носовое орудие на крейсере начинает поворачиваться.

– Ну вот… – говорит прапорщик. – Беги, Павлуша, в механическую. Пусть ребята раскурочат, все, что могут. Будем отходить. Эх, жаль рвануть нечем все это хозяйство!

Ночь с 24-го на 25 октября 1917 года. Петроград. Зимний дворец. Бывшая спальня фрейлины, занятая семьей Терещенко

В комнате Терещенко и Маргарит.

Марг сидит на краю постели, охватив руками плечи. Она бледна, осунулась, под глазами синяки.

– Давай попробуем еще раз, – предлагает Терещенко. – Я поеду с тобой. Возьмем побольше охраны. Тут и пешком, в общем-то, пройти можно…

Маргарит качает головой.