1917, или Дни отчаяния

– Ты – жив, Маргарит – жива, твоя мать – жива… Все не так плохо до тех пор, пока бьется сердце.

– России больше нет, Ларс.

– Ну почему же? Она – есть. Просто, теперь это другая Россия.

– Не моя.

– Да, – соглашается Бертон. – Не твоя. И что ты теперь собираешься делать? Бороться?

– Просто жить, – говорит Терещенко, допивая бренди. – Это будет сложно, Ларс, но я постараюсь.

Март 1918 года. Русское консульство в Норвегии

– Михаил Иванович! Дорогой! Как же мы все рады вас видеть!

Секретарь консульства – сравнительно молодой, высокий, нескладный и лысоватый, не на шутку взволнован. Он суетится, не знает, куда девать руки, но видно, что приход Терещенко ему приятен.

– Вы здесь? А мы даже не предполагали, что вам удалось выбраться! Ходили слухи, что вас…

Он оглядывается с опаской.

– Впрочем, это слухи… Ерунда! Вы же живы! Мы все очень рады вам помочь! У нас тут все старые кадры! Консулом – Федор Лаврентьевич Брусе, жаль, что сейчас в отъезде! Вас помнят прекрасно! Что вам угодно, Михаил Иванович?

– Вы сможете передать в Петроград, моей матери и жене, что я жив и здоров. Жду их здесь, и как можно быстрее.

– Конечно же, – улыбается искренне секретарь. – Передам немедленно. Что-нибудь еще?

Февраль 1918 года. Петроград. Особняк мадам Терещенко

Мадам Терещенко играет с внучкой.

Мишет здорово подросла, ей уже больше года. Она ходит, улыбчивая, ей нравится играть с Елизаветой Михайловной. В доме больше никого нет. Мадам играет с ребенком, Мишет весело смеется, обнимает бабушку за колени и замирает, положив на них голову. Елизавета Михайловна нежно целует внучку в темечко. Лицо у нее удивительно мягкое, кажется, что морщины разгладились и она помолодела. Такое лицо бывает только у счастливых людей. Она гладит девочку по кудряшкам и что-то напевает.

От дверей за ними смотрит совершенно растерянная Марг.

Мадам Терещенко замечает Маргарит и тут же каменеет лицом. Она в ярости, что Марг застала ее врасплох. Ребенок видит перекошенное лицо бабушки и начинает плакать.

– Я думала, что вы ненавидите нас обеих, – говорит француженка. – Простите меня, Елизавета Михайловна.

Мадам Терещенко обнимает испуганную девочку.

– Она – это единственная причина того, что ты еще жива, – говорит Елизавета Михайловна холодно. – Единственная причина.

– Я пришла, чтобы сказать вам, Елизавета Михайловна, что мы уезжаем. Через три недели мы с Мишет уезжаем в Норвегию. Дарси помог мне получить разрешение на выезд.

– Ну что ж… – отвечает мадам Терещенко. – Все, что ни делается, то к лучшему. Не привыкла и не стоит привыкать. И помни, что ты мне пообещала…

Конец марта 1918 года. Петроград. Вокзал

Марг и Мишель у вагона поезда на Мурманск. Их провожает Дарси. На перроне суета, людей много. Едут целыми семьями, с картонками и чемоданами, с дорогими дорожными сумками и поспешно скрученными узлами из простыней.

Вещи Марг уже погружены в купе, до отправления еще есть немного времени и, несмотря на сырость, Марг с Мишет решили подождать на улице.

Дарси курит. Он осунулся, постарел за последние дни. Чувствуется, что суета с бриллиантом его утомила. На лице Марг тоже следы усталости и недосыпания, одна Мишет свежа и хороша.

– Спасибо, Пьер, – говорит Марг. – Бросайте все, уезжайте во Францию. Будем ходить друг к другу в гости…

– Обязательно, – кивает Дарси, улыбаясь одними губами. Глаза у него печальны. – Если Люберсак меня отпустит.

– Попрощайся с дядей Пьером, Мими! – просит Марг, и Мишет машет Дарси ручкой.

– Марг! – говорит Дарси ей в спину, и она оборачивается. – Я в жизни не прощу себе, если не сделаю это сейчас. Марг… – Останьтесь. Я прошу вас…

– Я не понимаю вас, Пьер! – удивляется Маргарит.

– А вы попробуйте… Останьтесь со мной, Марг. Останьтесь со мной, погодите пару недель, и мы с вами уедем во Францию…

– Что вы такое говорите, Дарси?

– Не перебивайте меня, Марг, я прошу.

Он опускает голову, словно молится, а потом снова глядит ей в глаза.

– Война скоро закончится, и я увезу вас к себе, в Прованс. Я не так богат, как ваш муж, но вполне способен обеспечить вам достойное существование. Терещенко – изгой. Он разорен, у него нет дома, что он может вам дать? Вы даже не муж и жена…

– Пьер, – мягко говорит она. – Прошу вас, не скажите ничего, о чем бы потом пришлось пожалеть…

– Я ни о чем не пожалею, мадмуазель Ноэ. Я не мог не сказать вам… Я вас люблю. Я находился и нахожусь в дружеских отношениях с вашим мужем, но так случилось… Я не знаю, как смогу без вас жить… Не слышать вашего голоса. Не видеть вас… Я молчал сколько мог и делал все, о чем вы меня просили, но не ради Мишеля… Ради тебя.

Он шагает вперед и протягивает к ней руки.

– Я все сделаю ради тебя. Останься.

– Пьер, – говорит Марг. – Мне жаль.

Она подходит к Дарси и целует его в щеку. Потом идет к вагону и исчезает в его чреве.

Поезд с шипением трогается с места, выбрасывая во все стороны облака паровозного пара. Пар окутывает долговязую фигуру француза, а когда он развеивается, Дарси на перроне уже нет.