1917, или Дни отчаяния

Конец марта 1918 года. Мурманск

Маргарит с Мишет на руках спускается со ступеней багажного вагона. Вокруг десятки железнодорожных путей, заставленных вагонами. Невероятная грязь. Под ногами грязная снежная каша, перемешанная с соломой, экскрементами, мусором. Там, где снег сохранил хотя бы серый оттенок, видны желтые потеки мочи.

Здесь, в нижней части Мурманска, возле порта, сосредоточены сотни разных вагонов – от некогда шикарных салонов международного класса до полуразбитых теплушек.

Везде люди – военные, гражданские, разных национальностей и достатка. Звучит иностранная речь – здесь много тех, кто пытается сбежать из России. Вонь, многолюдье, полная неразбериха.

Маргарит с ужасом смотрит на окружающий ее пейзаж. Она одна, с ребенком на руках и с тремя чемоданами, выставленными на черный снег, – помощи ждать неоткуда.

Мимо проходят двое французов в военной форме.

– Господа, – обращается к ним Маргарит. – Я француженка и нахожусь в затруднительной ситуации. Могу ли я просить вас о помощи?

Порт Мурманск

Двое французских офицеров помогают Маргарит нести ее чемоданы. Сама мадемуазель Ноэ шагает рядом с маленькой Мими на руках. Ребенок испуганно глядит по сторонам.

Все они останавливаются возле небольшого каботажного судна.

– Здесь, мадам, – один из офицеров ставит чемоданы на землю и показывает на корабль. – Это судно ходит из Мурманска в Вардо, другого шанса на ближайшие несколько дней нет.

– Я попробую договориться, – говорит Маргарит.

– Пробуйте, мадам. Вещи мы посторожим, не волнуйтесь.

– Благодарю вас, господа.

Борт каботажного судна

Капитан – еще нестарый мужчина с испитым лицом – мрачен.

– У меня нет мест, гражданка.

– У меня на руках ребенок.

– Я вижу. У меня нет мест. Я же не могу никого высадить, чтобы взять вас?

– У меня пропуск, подписанный самим Троцким.

Капитан ухмыляется.

– Да хоть Керенским, хоть Троцким. Нет мест. Можем попробовать следующим разом.

– Мы не доживем до следующего раза.

Капитан пожимает плечами.

– Жаль, гражданка, но мест нет.

– А если так? – Маргарит протягивает капитану затянутую в перчатку руку. На ладони лежит достаточно крупный бриллиант. – Я бы с удовольствием дала бы вам меньший, но это – последний. Сколько вы зарабатываете, капитан? Этого хватит, чтобы отдать мне свою каюту?

Капитан отрывает взгляд от бриллианта, и смотрит на нее с интересом.

– Моя каюта стоит больше, – говорит он, наконец. – Ненамного, но больше. Этот бриллиант и твоя уступчивость во время рейса. Тогда еще будете столоваться в корабельном камбузе – ты и дочь. Идти сутки, проголодаетесь. Я бы взял деньгами или бриллиантами, но ты говоришь, что у тебя их нет.

Маргарит смотрит на капитана с презрением, как на насекомое. Он же на нее – со злорадством и ожиданием.

Она разворачивается и начинает спускаться по трапу.

– Ты куда? – спрашивает капитан.

– За багажом. Освободите мою каюту, капитан. Я устала. И не рассчитывайте на мою уступчивость. Бриллианта достаточно.

Апрель 1918 года. Норвегия. Трондхейм. Порт

К пирсу, гудя, подходит судно.

Встречающих немного. Среди них Терещенко и Бертон.

Корабль швартуется.

Бертон и Терещенко взбегают по трапу навстречу выходящим пассажирам. На палубе, на чемоданах с Мими на руках, сидит Маргарит. Терещенко бросается к ним, обнимает обеих. Маргарит оседает в его руках. Она без сознания.

Трондхейм. Больница

Врач – пожилой мужчина в белом халате – беседует с Терещенко.

– Минимум две недели, а то и больше. Она истощена физически и морально – ей просто необходимо пройти курс лечения. И потом… Я вижу у нее сильное гинекологическое воспаление, тут нужна особая терапия. Все будет сделано, можете не сомневаться!

– Я могу пройти к ней?

– Конечно, но ваша жена под действием успокаивающих микстур. Не утомляйте ее. Ей нужно спать – это главное лекарство для нервной системы. Мозг должен отдохнуть, чтобы не было лихорадки…

Больница. Палата Маргарит

Терещенко садится рядом с постелью Марг и берет ее за руку. Она приоткрывает глаза.

– Мишель…

– Все в порядке, любимая. Тебе уже лучше…

– Я все время сплю.

– Так надо.

– Мишель?

– Она в доме у Бертона. Лотта за ней присмотрит.

– Мишель…

– Что, милая?

– В черном чемодане, за подкладкой, два чека… Их надо обналичить…

– Давай потом…

– Нет, – говорит она твердо, хотя и слабым голосом. – Выслушай меня. В коричневом чемодане зашиты в подкладку пять тысяч царских рублей золотом и тысяча марок. Это все, что удалось выручить от продажи вещей. Я не смогла бы взять их с собой. В кукле Мишет – все драгоценности, что ты мне подарил. Твоя мать отдала их мне перед отъездом. Но бриллианта там нет, Мишель.

– Ты отдала его за меня? – спрашивает Терещенко.

Она молча кивает и закрывает глаза.

16 июля 1918 года. Швеция. Стокгольм.

Русская церковь Преображения Христова