1946 г, 47 г, 48 г, 49 г. или Как трудно жилось в 1940-е годы

Осенью 1943 года мы с Надей попали в трудное положение из-за одного нашего командира. Он происходил из деревни, был хорошим военным специалистом, но жестоким и равнодушным к своим подчиненным, особенно к нам, женщинам. Он требовал четкого выполнения своих приказов и распоряжений, однако его совсем не заботило наше состояние. Он был капитаном и очень гордился своим офицерским званием, на рядовых и сержантов смотрел, как на насекомых. Жесткий, неумолимый человек. Мы сидели на одном месте по десять часов и держали связь, питались холодной прогорклой кашей и сухарями, сжимали зубы от головной боли и судорог ног, но что-либо изменить не могли, поскольку принадлежали командиру. Мы понимали: таков этот человек. Мы для него – скотина, которой он пашет поле, и ему нет дела, что она чувствует. Три дня не было хорошей связи, и капитан нервничал и требовал, чтобы мы даже глаз не сводили с аппарата. Прошел еще день. Мы спали по три часа и совсем измучились. Мы не мылись, не приводили себя в порядок. И мы умоляли небеса, чтобы приехал другой наш командир, майор, человек совсем иного склада. Мы шептали: «Приди, миленький, появись!» И вот он появился.

Сначала в блиндаж вошел солдат, принес сундук нашего майора. Потом появился он сам, улыбающийся, чисто выбритый, в начищенных сапогах, в новенькой форме. Сначала он поздоровался с нами, подарил нам шоколад, и только потом спросил у капитана, какова обстановка. Тот сказал: «Связи нет!» Майор улыбнулся и ответил: «Ну нет, так будет. Не сейчас, так потом». И тут он почувствовал запах наших немытых тел и внимательно поглядел на нас. Мы выглядели жалко. Измученные, потухшие. Волосы как пакля. Губы почти бесцветные. И он, этот хороший, понимающий мужчина, все понял. Он холодно посмотрел на капитана, а затем подозвал его и сказал: «Капитан, срочно организуй для связисток баню, стирку, сушку белья и обмундирования». Капитан очень удивился и заорал: «Какая баня, когда нет связи?! Пусть дают связь! Связь!» Тогда наш хороший майор нахмурился и напомнил капитану о законе старшего: «Что-о? Ты взялся обсуждать мой приказ? Я привык, чтобы мои распоряжения выполнялись молниеносно. Пулей! Даю полчаса на выполнение. Через полчаса явиться и доложить». Капитан испугался. Препирательство со старшим по званию и по службе на войне – серьезное преступление. Можно угодить под трибунал. Могут не только разжаловать, но и расстрелять. И все завертелось. Нам организовали помывку горячей водой, с мылом, мы сменили белье, портянки, выстирали и просушили обмундирование. На это время нас заменил какой-то парень-связист из другого подразделения. Наш майор договорился об этом с другим майором, своим приятелем. После бани нас накормили горячей кашей с мясом, напоили чаем с сахаром. А потом уложили спать на пять часов. А когда мы проснулись, нас снова напоили чаем. И мы ели подаренный шоколад и улыбались от такой счастливой перемены. Майор был из Омска, по образованию инженер, хорошо образованный, воспитанный человек.

Даже на войне он оставался человеком. А с капитаном у нас завелись бы вши, мы страдали бы от нервного истощения, от запоров, от тоски и отчаянья. Вот как помогла субординация. Вот как бывало на войне. Хотя, конечно, на один хороший случай могли произойти два плохих. Ведь субординация не только спасала, но и вредила. Ее, как я уже говорила, не только благодарили, но и осыпали проклятьями.