Когда фронт приходит в движение, судьба человека на войне может в любой час изменится. Он может погибнуть, его могут послать на другой участок, в незнакомое подразделение, и это будет означать расставание с друзьями и командирами. Так случилось со мной. Я очутилась в другой дивизии, где все было незнакомо. Пришлось расстаться с подругой Надей, и я даже плакала, когда прощалась с ней. Находясь в дороге, я все время думала, какие люди мне попадутся – какого типа мужчины будут мои начальники. Ведь на войне каждый человек соответствует определенному типу поведения. Так распоряжается война. Некоторые становятся грубыми и развязными. Это их способ преодолевать страх. Другие замыкаются и предпочитают молчать. Третьи ко всему приспосабливаются и стремятся хорошо устроиться, везде и всюду налаживают связи и знакомства. Так они гонят от себя тоску и унылые мысли. Четвертые – пижоны и щеголи, содержат в чистоте ногти, одежду и сапоги. Беспрестанно смахивают с себя пылинки, поправляют ремни, прически, приглаживают усы. Картинно вынимают и курят папиросы. Говорят, это тоже своего рода психоз. А мне больше всего нравились люди, которые ведут себя сдержанно и вежливо. Они трезво оценивают каждый момент и понимают, что прежде всего нужно оставаться человеком. Они держатся просто и естественно. Но таких людей не так уж много. Ведь немало зависит от звания, службы и должности. Некоторые офицеры слепо подражают старшим по званию, копируют их привычки и манеры. Наверное, они наделены слабым воображением. Впрочем, на войне мужчину ничто не портит, кроме трусости и жестокости. Трусость на фронте самое отвратительное явление. Трусость не только в бою, а перед голодом, холодом и прочими лишениями. Уже через месяц на войне я поняла, что хорош какой угодно человек, любого типа поведения, лишь бы он не был трусом или жестоким. И вот я ехала и думала: «Что меня ждет?»
Мой командир, начальник связи майор Д., оказался неплохим человеком. Он был родом из какого-то небольшого, но старинного городка, из интеллигентной семьи, спокойный, уравновешенный офицер. Он сказал: «Устраивайся, обживайся, а я постараюсь сделать для тебя все возможное. Даю тебе четыре часа свободного времени». После этого он куда-то вышел. Я сказала себе: «Какой хороший мужчина!» Едва я развязала свой вещевой мешок, как в блиндаже появился здоровенный офицер с нахальным лицом и манерами портового грузчика. Уселся на край стола, сколоченного из досок, закурил, пустил мне в лицо струю дыма и спросил: «Кто такая? Радистка-артистка? Стучишь – своих веселишь?» Я стояла перед ним навытяжку, понимая, что передо мной тип развязного грубияна. Чем это может для меня закончиться? Тут в блиндаж вернулся мой начальник. Нахальный майор приветствовал его, как приятеля: «Здорово, Серега! А я – к тебе. Чаем напоишь? Заодно о деле потолкуем». Не успел мой командир ответить, как этот малокультурный великан повернулся ко мне и подозвал свистом, как мальчишку. «Эй, радистка, – прогремел он, – живо слетай к почтальону и спроси, есть ли у него что-нибудь для меня». И он назвал фамилию. Я повернулась к своему начальнику, чтобы он подтвердил приказание, и этот хороший, умный человек произнес: «Отставить. Занимайся своим делом.
Скоро обед, а потом еще будем чай пить». Потом он позвал за собой майора, и они вышли наружу. Там они заговорили обо мне. «Ты чего, Серега? – спросил недовольный майор. – Пусть слетает за письмами. Ну? Что тут такого?» А командир ответил на это: «Иди-ка ты к себе, Вася. Ты меня что, плохо знаешь? Терпеть не могу, когда с младшими обращаются, как с прислугой. Тем более с девушками, с женщинами. Ясно? Давай, проваливай». И нахал ушел. Я очень зауважала моего начальника. Жаль, что он через три недели погиб. Нахальный майор тоже погиб – его разорвало почти в клочья, как рассказывали солдаты. И у меня появился другой командир, замкнутый и молчаливый. Но до этого события мне выпала большая удача познакомиться с мужчиной, который сыграл в моей жизни большую роль.
Когда мой хороший командир был еще жив, к нему однажды приехали офицеры из штаба. Его заранее предупредили об этом. И он приготовился. Распорядился навести в блиндаже порядок получше, научил меня, как отвечать на вопросы по службе – спокойно, уверенно, но при этом быстро и коротко. И мы стали ждать начальство. Наконец приходят двое полковников, и один из них поразил меня своей внешностью и манерами. Ладный мужчина, красавец, да еще вежливый. Он спокойно спросил: «Как вам служится? Не трудно?» Я ответила: «Справляюсь, товарищ полковник». Он сказал: «Ну; вот и хорошо». Он был молодой, не старше тридцати пяти лет. Обращался на «вы». Подарил папиросы и шоколад. Я не курила, но была рада получить такой подарок, поскольку табак на фронте имеет громадную ценность, его можно легко выменять на сахар и тушенку. Уходя, полковник повернулся и посмотрел на меня, а затем спросил: «Как вас зовут?» Я назвала имя и фамилию. И услышала: «Я запомню. А теперь до свидания, хорошей вам службы».