1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории

Безусловно, интерес к августовским событиям 1968 г. подогревает и современная геостратегическая ситуация – вступление стран бывшего «социалистического лагеря» в НАТО и ЕС, восстановление имиджа России как великой державы и ее самостоятельная политика на международной арене. При этом, обращаясь к событиям полувековой давности, не хотелось бы брать на себя лишнего. Российская Федерация – это не Советский Союз, и Россия не может отвечать за все, что делалось в советское время. КПСС была распущена в 1991 г., и сегодняшняя КПРФ – обычная парламентская партия.

В-четвертых, если говорить о планах реформаторов, то здесь исследовательское поле поистине огромное. Однако надо иметь в виду, прежде всего, потенциал замыслов, учитывать, что практически ничего значительного не было сделано еще и по той причине, что новая политическая и экономическая системы не могли возникнуть в исторически короткие сроки.

Наконец, в-пятых, значение августовских событий в большой степени снивелировано мирными «бархатными» революциями 1989–1990 гг. и особенно объединением Германии. (В связи с этим вряд ли случайно название статьи, например, в еженедельнике «Культура» (17–30 августа 2018 г.) – «И вся эта „весна“ ни к чему?».) Последовал распад Советского Союза. Можно, конечно, говорить о том, что «Пражская весна» дала толчок последующим кардинальным переменам в восточной части Европы, но все-таки это разные вещи – чехословацкие события 1967–1968 гг. и обвал всего социалистического содружества в 1989–1991 гг. «Перестройка» Горбачёва по своей разрушительной силе остается на первом месте.

Оценивая истоки реформаторских настроений в Чехословакии, обращусь к своей книге, изданной в 1996 г.: «В основе своей „Пражская весна“ являлась общественным движением широких масс чехов и словаков, членов КПЧ и беспартийных. Этот процесс вызрел в недрах социалистического строя, пораженного тяжелыми недугами, терявшего динамику и свои преимущества, не сумевшего преодолеть последствия сталинизма. Фактически движение обновления и реформ было инициировано внутри компартии Чехословакии деятелями и группами номенклатурной элиты и просоциалистически и либерально настроенными представителями интеллигенции. Наиболее дальновидные деятели партократии, если пользоваться нынешними штампами, видели кризис системы власти и управления обществом и искали выход на основе достижений послевоенной общественной мысли. В целом в их понимании шла речь об „улучшении“ социализма, о его обновлении»[602]. Несмотря на временную дистанцию, эта оценка представляется актуальной и сегодня. Добавлю лишь, что ведущие чехословацкие реформаторы симпатизировали идеям европейской левой социал-демократии.

В то же время по мере «расширения демократизации», особенно после смены прежнего руководства ЧССР[603], в стране множились политические группировки, выступавшие как общественные движения, клубы или ассоциации, подвергавшие радикальной критике или полностью отрицавшие достижения социализма и открыто требовавшие оттеснения компартии от власти, возврата на капиталистический путь развития.

Атмосфера в стране динамично менялась, влияние КПЧ ослабевало. Инициатива постепенно переходила в руки новых политических сил, которые не торопились объявлять себя партиями, но оказывали постоянное давление на партийно-государственное руководство через чехословацкие СМИ и в целом вне рамок официальных структур, в частности, через западные информационные каналы.

Президент Вацлав Гавел в этой связи впоследствии отмечал, что поведение коммунистических верхов в тот момент было двояким – «они симпатизировали этому общественному подъему и одновременно боялись его, опирались на него и одновременно хотели его затормозить. Им хотелось открыть окна, но они боялись свежего воздуха, им хотелось реформ, но лишь в границах своих ограниченных представлений, чего народ в своей эйфории великодушно не замечал, а на это надо было обратить внимание. Так что они, скорее, просто семенили вслед за событиями, а не направляли их. Само по себе это не имело значения, общество могло обойтись и без их помощи. Опасность была в том, что руководство, не имея четкого представления о том, что происходит, не представляло себе, как это защитить». По мнению Гавела (об этом говорил и известный реформатор, секретарь ЦК КПЧ Зденек Млынарж), руководители постоянно уговаривали себя, что им как-то удастся объяснить ситуацию советскому руководству, что они что-то наобещают Москве и тем самым ее успокоят[604].