И в дальнем конце этого пути нас ожидал чистенький новый домик, похожий на коробку, с большими бесформенными окнами, занавешенными тюлем, и аккуратным прямоугольным газоном у входа. Яркий коттедж, ничем не выделяющийся из ряда других таких же. Гордое доказательство того, что Питер достиг определенного уровня благосостояния и рассчитывает на дальнейшее улучшение.
Я прекрасно понимал такой образ жизни и не видел в этом ничего дурного.
Вильям бы здесь задохнулся.
Тюлевые занавески не позволяли видеть, что творится внутри. А внутри все было так, как я ожидал; а в некоторых отношениях даже хуже.
В гостиной, обычно безупречно чистой, было неприбрано, на всех столах и столиках красовались немытые чашки и кружки, оставляющие после себя мокрые круги, и повсюду были разбросаны тряпки и какие-то бумаги. Видимо, это были следы пребывания официальных лиц, в течение двух дней не оставлявших своим вниманием этот дом.
У Питера запали глаза, и говорил он шепотом, словно в доме был покойник. Возможно, для них с Донной произошедшее действительно было хуже смерти. Донна молча сидела, сжавшись в комок, в углу большого зеленого дивана, стоявшего в гостиной. Сара порывисто метнулась к ней и горячо, я бы даже сказал, неистово обняла, но Донна никак не среагировала.
- Она не говорит… и не ест… - беспомощно сообщил Питер.
- И в туалет не ходит?
- Что-о?
Сара уставилась на меня с гневным укором, но я кротко пояснил:
- Если она при нужде ходит в туалет, значит, все не так уж плохо.
Это так естественно…
- Н-нет, - безвольно ответил Питер, - в туалет она ходит.
- Ну тогда ладно.
Сара, очевидно, решила, что это очередной пример моего так называемого бессердечия. Ничего подобного: я просто хотел успокоить Питера. Я спросил Питера, что все-таки произошло, но он не хотел рассказывать в присутствии Донны, поэтому мы ушли на кухню.
Здесь полицейские, врачи, представители суда и работники социальных служб тоже пили кофе и оставили за собой грязную посуду. Питер, казалось, не замечал беспорядка; а ведь в былые времена они с Донной лихорадочно бросились бы прибирать, вытирать и мыть… За окном быстро темнело. Мы сели за стол, и Питер принялся рассказывать мне обо всех ужасах этих двух дней.
Он поведал, что накануне утром Донна похитила младенца из коляски и увезла его в своей машине. Она уехала за семьдесят с лишним миль на север, к побережью, оставила машину с ребенком где-то на берегу, а сама ушла пешком по пляжу.
Машину с ребенком разыскали через несколько часов. Донну нашли сидящей на песке, под проливным дождем. Она молчала и вообще была несколько не в себе.
Полиция ее арестовала. Донну увезли в участок, ночь продержали в камере, а утром отвели в городской суд. Назначили психиатрическую экспертизу, установили дату слушания - через неделю - и, невзирая на протесты матери ребенка, отпустили Донну домой. Все заверяли Питера, что Донну отпустят на поруки, но Питер тем не менее содрогался при мысли о шумихе, какую поднимут газеты, и о том, как будут на них смотреть соседи.
Помолчав и поразмыслив о невменяемом состоянии Донны, я спросил:
- Ты говорил Саре, что она близка к самоубийству?
Он горестно кивнул.
- Сегодня я хотел согреть ее. Уложить в постель. Налил ей ванну…
Некоторое время он не мог говорить. Похоже, она всерьез намеревалась покончить жизнь самоубийством: Питер застал ее в тот момент, когда она собиралась сунуть в ванну включенный фен и влезть туда сама.
- И даже не разделась! - добавил он. Я подумал, что Донна настоятельно нуждается в наблюдении опытных психиатров в уютной частной клинике.
Но вряд ли Питер это допустит.
- Пошли выпьем, - сказал я.
- Но я же не могу! - Питер не переставал мелко дрожать, как будто у него внутри происходило землетрясение.
- Донне будет хорошо с Сарой.
- Но она может попытаться…
- Сара за ней присмотрит.
- Но там люди…
- Купим бутылку, - сказал я. - Идем.
Мы успели в паб перед самым закрытием. Я купил бутылку виски и два стакана у задумчивого бармена, мы сели в мою машину и остановились выпить на тихой, обсаженной деревьями улочке в трех милях от дома Питера. Звезды и фонари смотрели на нас из-за густой листвы.
- И что же мне делать? - в отчаянии спросил Питер.
- Со временем уляжется.
- Это никогда не уляжется! Как нам жить? Это же невозможно, черт побери!
Он захлебнулся последним словом и разревелся, как ребенок. Взрыв непереносимой, тщательно подавляемой скорби, смешанной с гневом и обидой.
Я вынул стакан из его трясущейся руки. Сидел, ждал, вздыхал сочувственно и размышлял, что бы я стал делать, если бы, не дай бог, на месте Донны действительно оказалась Сара.
- И надо же, чтобы это случилось именно теперь! - воскликнул он наконец, вытягивая из кармана платок, чтобы высморкаться.
- Что-что? - переспросил я.
Он судорожно чихнул и вытер щеки.
- Извини.
- Ничего.
Он вздохнул.
- Ты всегда так спокоен…
- Со мной никогда не случалось ничего подобного.
- Я влип, - сказал он.
- Ничего, это пройдет.
- Да нет, я не о Донне. Я и до этого-то не знал, что мне делать, а теперь… теперь я просто не соображаю!
- А что такое? Неприятности из-за денег?