- Какова была величина выкупа? - спросил он. Я улыбнулся.
- Список номеров банкнот будет сегодня. Я передам его тебе. Кстати, у вас есть система «Айдентикит», как в Англии?
- Да, что-то вроде этого.
- Думаю, я мог бы составить портрет одного из похитителей. Не тех, кто был в осаде. Если ты хочешь.
- Если я хочу! Где ты его видел? Откуда знаешь, что он из них?
- Я видел его дважды. Я расскажу тебе, когда принесу списки.
- Когда? - требовательно спросил он.
- Когда приедет курьер. В любую минуту.
Курьер прибыл, когда Пучинелли садился в машину, потому я снова попросил напрокат «Фиат» и поехал за ним в управление. Соединив контуры голов с глазами, ртами, подбородками и линией волос, я остановился на двух изображениях.
- Ты мог видеть его сам из «Скорой» в ту ночь, когда началась осада, - сказал я.
- У меня других забот хватало.
Я кивнул и добавил к портрету уши.
- Он молод. Трудно сказать, сколько ему лет… однако не меньше двадцати пяти. Вероятно, где-то чуть за тридцать.
Я закончил лицо и профиль, но меня портрет не: удовлетворял, и Пучинелли сказал, что вызовет художника, который нарисует так, как я хочу.
- Он работает в цвете. И очень быстро.
Он позвонил, и получаса не прошло, как художник явился. Толстый, ворчливый, воняющий чесноком и почесывающийся, он жаловался на то, что его сорвали с места во время сиесты. Кто в здравом уме работает в два часа пополудни? Он разочарованно воззрился на результат моих усилий, вытащил из кармана толстый карандаш и быстро начал делать наброски на листе; Каждые несколько секунд он останавливался и, подняв брови, смотрел на меня, ожидая комментариев.
- Голова круглее, - сказал я, показывая руками. - Прилизанная круглая голова.
На листе возникла круглая голова.
- Дальше?
- Рот… малость тонковат. Нижняя губа чуть полнее.
Он остановился, когда я уже не мог представить никаких изменений, и показал результат своих трудов Пучинелли.
- Вот этот человек - такой, каким его запомнил ваш английский приятель, - фыркнул он. - Воспоминания обычно подводят, не забывайте.
- Спасибо, - ответил Пучинелли. - Иди, снова ложись спать.
Художник хрюкнул и ушел.
- Что с Лоренцо Травенти? - спросил я.
- Сегодня был еще жив.
- Хорошо, - с облегчением сказал я. В первый раз хоть что-то хорошее.
- Мы предъявили похитителям обвинение в покушении на убийство. Они протестуют. - Он пожал плечами. - Пока отказываются говорить что-либо о похищении, хотя, естественно, мы сказали им, что, если они выведут нас на остальных, им скостят срок. - Он взял рисунки. - Я покажу их этим двоим.
Они будут в шоке. - По лицу его скользнула плотоядная усмешка - сейчас это был прирожденный полицейский, готовый в любое мгновение спустить курок. Я видывал такое выражение на лицах других людей в форме и не презирал их за это. После напряжения последних недель он заслужил это удовольствие.
- Да, рация, - сказал, повернувшись было, Пучинелли.
- Да?
- Она может вести передачу и прием на частотах самолетов.
Я моргнул.
- Это ведь необычно, правда?
- Не совсем обычно. Оказалось к тому же, что это международная аварийная частота… которая все время прослушивается, и на ней явно не ловили никаких переговоров между бандитами. Мы сегодня утром проверяли аэропорт.
Я разочарованно покачал головой. Пучинелли вышел, горя желанием показать рисунки подследственным, а я вернулся на виллу.
- Ничего, если я кое о чем спрошу? - обратилась ко мне Алисия.
- Давайте.
- Я спрашивала папу, но он не отвечает, что само по себе ответ. Она помолчала. - Когда вы меня нашли, на мне было надето хоть что-нибудь?
- Пластиковый плащ, - сухо ответил я.
- Ох.
Не могу сказать, понравился ей мой ответ или нет. Некоторое время она размышляла, затем сказала:
- Я проснулась здесь одетой… я сто лет уже не носила одежды. Тетя Луиза с Иларией сказали, что не знают, что случилось. Это папа меня одел?
Потому он так растерян?
- А вы не ожидали, что окажетесь одетой? - с любопытством спросил я.
- Ладно… - Она замялась.
Я поднял голову.
- Вы все время… были раздеты?
Она неуютно заерзала в кресле, словно хотела всем своим худеньким телом зарыться в него, подальше от чужих глаз.
- Я не хочу… - Она осеклась, сглотнула комок, а я мысленно закончил: «чтобы кто-нибудь об этом знал».
- Все в порядке, - сказал я. - Я никому не скажу.
Мы сидели в библиотеке. Смеркалось, дневной жар ослабевал. Она была только что из-под душа, небрежно одета. Мы ждали, что кто-нибудь по устоявшемуся обычаю дома Ченчи присоединится к нам выпить перед ужином стаканчик-другой. Волосы ее были опять влажными, но на сей раз она еще подкрасила губы. Она испытующе поглядывала на меня, не слишком во мне уверенная.
- Почему вы? - спросила она. - Папа говорит, что не пережил бы эти недели без вас, но… но все же я не понимаю.
Я объяснил ей, чем занимаюсь.
- Вы консультант?
- Верно.
Она немного подумала, переводя взгляд с моего лица на руки и обратно.
Я не мог прочесть по ее лицу ее мнения обо мне, но, наконец, она вздохнула, словно приняла решение.