Он поднял лампу так, чтобы осветить всю комнату – в теплом тусклом свете помещение почему-то стало выглядеть уютным. У Уинстона промелькнула мысль, что эту комнатку вполне можно было бы снять за несколько долларов в неделю, если только решишь рискнуть. Дикое, неисполнимое желание – оно сразу исчезло; и все же комната пробуждала в Уинстоне какую-то ностальгию, что-то вроде памяти предков. Ему казалось, будто он точно знает, что чувствует человек, сидя в таком помещении, в таком вот кресле у горящего огня, положив ноги на решетку и поставив чайник на огонь – в полном одиночестве, в полной безопасности, когда никто не следит за тобой и ничей голос не стучит тебе в уши, когда не слышно ни одного звука, кроме пения чайника и дружелюбного тиканья часов.
– Здесь нет телеэкрана! – не удержался он от замечания.
– Ах, – сказал старик, – сроду не имел ничего такого. Слишком дорого. Да и никогда не ощущал в этом надобности. Смотрите, вон в углу чудесный стол с откидной крышкой. Хотя в нем надо заменить петли, если вы хотите использовать боковины.
В другом углу стоял небольшой книжный шкаф, и Уинстона сразу же потянуло к нему. Там не было ничего, кроме хлама. В кварталах пролов, как и везде, принято активно охотиться на книги и уничтожать их. Весьма сомнительно, чтобы где-нибудь в Океании сохранились книги до 1960 года издания. Старик, продолжая держать лампу в руках, стоял перед картиной в раме из розового дерева, висевшей с другой стороны от камина, напротив кровати.
– Ну, вот, если вам интересны старинные гравюры… – начал он деликатно.
Уинстон подошел поближе к картине, чтобы рассмотреть ее. Это была гравюра на стали, на ней – овальной формы здание с прямоугольными окнами и маленькой башенкой впереди. Вокруг здания шла ограда, а сзади изображено нечто похожее на статую. Уинстон вгляделся в детали. Что-то смутно знакомое, хотя статуи он не помнил.
– Рамка прикреплена к стене, – сказал старик, – но, осмелюсь сказать, что, если вам нужно, я ее отвинчу.
– Мне знакомо это здание, – наконец произнес Уинстон. – Там сейчас руины. Это посередине улицы, за Дворцом правосудия.
– Верно. За зданием суда. Его разбомбили – о, много лет назад. Там когда-то была церковь Святого Клемента Датского. Вот как она называлась. Он улыбнулся, словно извиняясь, будто сказал что-то забавное, и добавил:
– Апельсины и лимоны – слышатся Клемента звоны!
– Что это? – спросил Уинстон.
– О, «Апельсины и лимоны – слышатся Клемента звоны!» Знал это стихотворение, когда маленьким был. Дальше не помню, только конец: «Вот свеча – иди в кровать, а это нож – тебе несдобровать». Что-то вроде танца. Они стояли, сцепив руки вверху, ты шел под ними, а когда говорили: «А это нож – тебе несдобровать», – то руки опускались, и тебя ловили. Там перечислялись названия церквей. Всех лондонских церквей – все главные точно там были.
Уинстон рассеянно задумался, к какому веку принадлежит эта церковь. Возраст лондонских зданий всегда трудно определять. Все большое и впечатляющее, если оно было более или менее новым на вид, автоматически относили к постройкам послереволюционного времени, в то время как все, явно датируемое более ранним сроком, считалось созданным в какой-то смутный период, который называли Средними веками. В эпоху капитализма же вроде бы ничего ценного сделано не было. Как и по книгам, по архитектуре ты тоже изучать историю не мог. Статуи, надписи, мемориальные доски, названия улиц – все, что могло бы пролить свет на прошлое, – систематически переделывалось.
– А я и не знал, что это церковь была, – произнес он.
– На самом деле их много осталось, – отозвался старик, – хотя теперь они иначе используются. Как там в стихотворении было? А! Вспомнил:
Вот что смог вспомнить только. Фартинг – это такая медная монетка, наподобие цента.
– А где находился Сент-Мартин? – спросил Уинстон.
– Сент-Мартин? Да он и сейчас там стоит. На площади Победы, рядом с картинной галереей. Здание с треугольным крыльцом, колоннами впереди и широкой лестницей.
Уинстон хорошо знал это место. Там располагался музей, который использовали для пропагандистских выставок разного рода: макеты управляемых ракет и плавучих крепостей, сценки из восковых фигур, иллюстрирующих зверства врага и прочее.
– Церковь называлась Сент-Мартин в полях, – продолжал старик, – хотя никаких полей в этой части города я не припомню.