– Пинту не мог налить, – ворчал старик, ставя перед собой кружку. Пол-литра мало. Не хватает. А литр – много. У меня тогда мочевой не выдерживает. И это уже о цене не говоря.
– Вы, должно быть, много перемен видели со времен вашей молодости, – забросил удочку Уинстон.
Выцветшими голубыми глазами старик посмотрел на мишень для дартса, потом на бар, затем он перевел взгляд с бара на дверь мужского туалета, будто именно здесь, в зале пивной, он хотел найти эти самые перемены.
– Пиво лучше было, – заключил он. И дешевле! В моей молодости некрепкое пиво (мы называли его шлепок) стоило четыре пенса за пинту. Это до войны, конечно.
– До какой войны? – спросил Уинстон.
– Да кто их эти войны разберет, – уклончиво ответил старик. Он поднял кружку и снова расправил плечи. – Ну, ваше здоровье!
Кадык, резко выпирающий на его тощей шее, удивительно быстро скользнул вверх и вниз – и пиво исчезло. Уинстон сходил к стойке бара и вернулся с еще двумя пол-литровыми кружками. Старик вроде бы как и забыл о своем предубеждении против целого литра.
– Вы намного старше меня, – произнес Уинстон. – Вы наверняка уже были взрослым, когда я еще не родился. Наверное, помните старые времена, до Революции. Люди моего возраста на самом деле ничего не знают о том, что было тогда. Можем только в книгах прочитать, а книги не всегда говорят правду. Мне бы ваше мнение хотелось услышать. В учебниках истории сказано, что жизнь до Революции была совершенно другой по сравнению с нынешней. Людей страшно угнетали, кругом несправедливость, нищета – да такие, что и не вообразить. Здесь, в Лондоне, огромные массы людей никогда не ели досыта – с рождения и до самой смерти. Половина из них ходили босиком. Они работали по двенадцать часов в день, в девять лет бросали школу, спали вдесятером в одной комнате. И в то же время очень немногие, лишь несколько тысяч – капиталисты, как их называли, – были богаты и влиятельны. Им принадлежало абсолютно все, чем только можно владеть. Они жили в великолепных роскошных домах с тридцатью слугами, они ездили на автомобилях и в каретах, запряженных четверкой лошадей, они пили шампанское, они носили цилиндры…
Старик вдруг оживился.
– Цилиндры! – сказал он. – Забавно, что вы их упомянули. Только вчера я вдруг вспомнил о них, сам не знаю почему. Как раз думал, что сто лет не встречал цилиндра. Видать, совсем вышли из моды. В последний раз надевал я цилиндр на похороны свояченицы. А было это – ну, точно не скажу, должно быть, лет пятьдесят назад. Конечно, специально брал напрокат, как вы понимаете.
– Цилиндры – это не так уж важно, – терпеливо заметил Уинстон. – Суть в том, что эти капиталисты – они, некоторые адвокаты, священники и так далее – были хозяевами земли. Все существовало лишь для их выгоды. Вы – простые люди, рабочие – находились в рабстве у них. И они могли делать с вами, что им вздумается. Могли вас отправить на корабле в Канаду, как скот. Могли спать с вашими дочерьми, если те им приглянутся. Могли приказать, чтобы вас выпороли такой штукой под названием плетка-девятихвостка. И вы должны были снимать шляпу, когда проходили мимо них. Каждый капиталист разъезжал с кучей лакеев, которые…
– Лакеев! – воскликнул он. – Как давно я не слыхал этого слова. Лакеи! Будто в молодость возвращаешься, о как. Помню, ох, много-много лет назад я, бывалоча, в воскресенье после обеда ходил в Гайд-парк послушать, как чуваки говорят разные речи. Армия спасения, римские католики, евреи, индусы – кого там только не было. И был один парень – ну, имени я его тебе не назову, однако, правда, сильный оратор. Задал всем перцу! «Лакеи! – говорит. – Лакеи буржуазии! Прислужники правящего класса!» Паразиты – о, еще как называл. И гиены, точно помню: называл их гиены. Конечно, это все о лейбористах, да ты знаешь.
Уинстону казалось, что каждый из них говорит о своем.
– Я на самом деле вот что хотел узнать, – сказал он. Как вы думаете, сейчас у вас больше свободы, чем тогда, в прежние времена? И с вами лучше обращаются как с человеческими существами? Тогда богатые люди, те, которые в цилиндрах…
– Палата лордов… – погрузился в воспоминания старик.
– Палата лордов, если хотите. Я вот о чем спрашиваю: действительно эти люди обращались с вами как с низшими просто потому, что они были богатыми, а вы бедными? Правда ли, например, что вы должны были обращаться к ним «сэр» и снимать шляпу при встрече с ними?
Старик, похоже, крепко задумался. Он осушил около четверти кружки и лишь потом приступил к ответу.
– Да, – произнес он. – Любили они, чтобы ты коснулся шапки при встрече. Показал уважение. Лично мне это было противно, но и я подчинялся. Должен был, как ты говоришь.
– И было принято – я сейчас только цитирую то, что прочел в учебниках по истории, – чтобы эти люди и их слуги сталкивали тебя с тротуара в канаву?