1984

Внезапно улица пришла в движение. Со всех сторон неслись предупреждающие крики. Люди влетали в дверные проемы, как кролики в нору. Молоденькая женщина выпрыгнула из двери прямо перед носом Уинстона, схватила крошечного малыша, игравшего в луже, обернула его фартуком и снова прыжком скрылась в доме – и все это отработанным движением, за секунду. В то же мгновение появился мужчина в черном костюме, походившем на концертную гармонь; он показался из переулка и бежал по направлению к Уинстону, взволнованно указывая на небо.

– Пароход! – закричал он. – Берегись, начальник! Бахнет по башке! Быстро ложись!

Пароходом пролы почему-то называли ракету. Уинстон мгновенно упал на землю лицом вниз. Пролы, предупреждая о таких вещах, почти никогда не ошибались. Видимо, они обладали инстинктивным чувством, которое говорило им, что через несколько секунд упадет ракета, а ведь ракеты, как известно, движутся быстрее звука. Уинстон зажал голову руками. Мостовая будто поднялась с грохотом – и по спине застучали какие-то предметы. Встав, он обнаружил, что весь покрыт осколками разбившегося поблизости окна.

Он снова отправился в путь. Бомба уничтожила несколько домов в двухстах метрах дальше по улице. В небе висело черное облако дыма, а под ним – клубы гипсовой пыли, в которой виднелась толпа людей, собравшихся у развалин. Небольшая куча гипса лежала прямо на тротуаре, в середине ее он увидел ярко-красную полосу. Подойдя поближе, он понял, что перед ним человеческая кисть. Сама рука, кроме кровавого края, была совершенно белой и напоминала гипсовый слепок.

Он отпихнул ногой находку в канаву и затем, дабы обойти толпу, свернул в переулок направо. Уже через три или четыре минуты он вышел из зоны бомбового поражения и очутился в гуще гудящей уличной жизни, где все вели себя так, будто ничего не случилось. Было почти двадцать часов, и в винных лавках, куда пролы часто ходили (они называли их «пабы»), буквально не протолкнуться. Закопченные двери беспрестанно открывались и закрывались, выпуская запах мочи, опилок и скисшего пива. В углу, образованном выступом дома, очень близко друг к другу стояли трое мужчин, и тот, что посередине, держал сложенную газету, которую двое других читали через его плечо. Уинстон, даже еще не приблизившись к ним и не различая выражения их лиц, увидел по позе мужчин, что они чем-то крайне увлечены. Наверняка читали важное сообщение в газете. До них оставалось всего несколько шагов, как вдруг группа разделилась, и двое затеяли нешуточное препирательство. Казалось, они вот-вот бросятся в драку.

– Ты что, мать твою, не можешь послушать, что я говорю? Говорю тебе, ни один номер на семерку в конце не выиграл за четырнадцать месяцев!

– Выиграл, было!

– Нет, не было! У меня дома все записано за два года, на листке бумаги. Каждый раз пишу, как часы. Говорю же: ни один номер на семерку…

– Да на семерку и выиграл! Я могу тебе почти весь этот чертов номер назвать. Четыре ноль семь в конце. Было в феврале, на второй неделе февраля.

– Какой февраль, твою бабушку! У меня все черным по белому. Говорю же тебе: ни один номер…

– Да заткнитесь вы! – сказал третий мужчина.

Они говорили о Лотерее. Удалившись от них метров на тридцать, Уинстон обернулся. Они все еще спорили – живо и страстно. Лотерея с ее еженедельными выплатами огромных выигрышей была важным общественным событием, к которому пролы проявляли самый что ни на есть серьезный интерес. Быть может, для нескольких миллионов пролов лотерея представляла собой самый важный, если не единственный, смысл жизни. Она стала их радостью, их безумием, их утешением, их интеллектуальным стимулом. Там, где дело касалось Лотереи, даже те, кто едва ли умел читать и писать, оказывались способными на сложные подсчеты и проявляли поразительную память. Целое племя людей жило исключительно за счет продажи систем, прогнозов и счастливых амулетов. Уинстон никакого отношения к Лотерее не имел: она находилась в ведении Министерства изобилия, но он понимал (на самом деле, каждый в Партии понимал), что призы существовали главным образом в воображении. В действительности выплачивались только мелкие суммы, а большие призы выигрывали лишь несуществующие персоны. В отсутствии хорошего сообщения между частями Океании организовать обман не составляло труда.