Цели этих групп совершенно несовместимы. Цель высших – сохранить свое положение. Средние хотят занять место Высших. Целью же Низших, когда таковая у них имеется (ведь их постоянной характеристикой является то, что они слишком задавлены тяжелым трудом и лишь время от времени интересуются чем-либо, кроме их повседневной жизни), – упразднить все различия и создать общество, в котором все люди равны. Таким образом, на протяжении всей истории борьба, одинаковая в ее основных проявлениях, возобновляется снова и снова. В течение длительных периодов кажется, что Высшие прочно закрепились во власти, но рано или поздно неизбежно наступает момент, когда они теряют либо веру в себя, либо способность к эффективному управлению, либо то и другое. Их свергают Средние, которые привлекают на свою сторону Низших, притворяясь, что они борются за свободу и справедливость. Как только Средние достигают цели, они отбрасывают Низших назад в прежнее рабское положение, а сами становятся Высшими. Вскоре новый Средний класс отделяется от двух других групп или сразу от обеих, и борьба начинается снова. Из трех групп только Низшие никогда не добиваются даже временного успеха. Было бы преувеличением сказать, будто на протяжении истории не было никакого прогресса материального рода. Даже сегодня, в период упадка, среднестатистический человек живет в материальном смысле лучше, чем несколько веков назад. Но нет прогресса ни в благосостоянии, ни в воспитании, ни в реформах, ни в революции – к этому человек не приблизился и на миллиметр. С точки зрения Низших, все изменения – это лишь изменения имени господ.
К концу двадцатого века повторяемость этой модели стала очевидна для многих наблюдателей. И тогда возникли школы мыслителей, которые начали интерпретировать историю как циклический процесс и заявили, что неравенство есть непреложный закон человеческого существования. Эта доктрина, конечно, всегда имела своих приверженцев, но в том виде, в каком ее сейчас продвигают, она претерпела серьезные изменения. В прошлом необходимость иерархической форма устройства общества являлась более всего доктриной Высших. Ее проповедовали короли и аристократы, а также священники, правоведы и все, кто паразитировал на них; ее, как правило, смягчали обещанием компенсаций в воображаемом, загробном мире. Сражаясь за власть, Средние всегда прибегали к использованию таких терминов, как справедливость и братство. Однако сегодня на концепцию человеческого братства начинают нападать люди, которые еще не были у власти, а просто надеются ее скоро получить. В прошлом Средние совершали революции под флагом равенства, а затем, сбросив старую тиранию, быстро устанавливали новую. Новые Средние группы в действительности объявили о своей тирании заранее. Социализм – теория, появившаяся в начале девятнадцатого столетия и являвшаяся последним звеном в цепочке философских учений, уходящей назад к восстаниям рабов античных времен, – был насквозь пропитан утопизмом прошлых веков. Но в любом из вариантов социализма, появляющихся начиная примерно с 1900 года, цель установления свободы и равенства все более и более открыто отвергалась. Новые движения, которые возникли в середине столетия – Ангсоц в Океании, необольшевизм в Евразии и поклонение смерти, как его повсеместно называют, в Истазии, видели свою сознательную цель в увековечивании НЕсвободы и НЕравенства. Эти новые движения, конечно же, выросли из старых и стремились сохранить их названия и на словах признавать их идеологию. Однако цель любого из них заключалась в препятствии прогрессу и замораживанию истории в какой-то определенный момент. Знакомому маятнику следовало еще раз качнуться и затем остановиться. Как обычно, Высшие должны были быть снова свергнуты Средними, которые затем стали бы Высшими; но на то раз, выстроив продуманную стратегию, Высшие смогут сохранить свое положение навсегда.
Новые доктрины возникли отчасти из-за аккумуляции исторических знаний и роста понимания истории, чего не было до девятнадцатого столетия. Циклическое движение истории сейчас сделалось понятным, или кажется таковым и если оно понятно, то на него можно повлиять. Но главная, глубинная, причина заключалась в том, что в начале двадцатого века человеческое равенство стало технически возможным. Да, люди еще не были равны по их природной одаренности и одни индивидуумы в чем-то оказывались в чем-то способнее других; однако никакой реальной необходимости в классовых различиях или в существенных различиях в благосостоянии больше не существовало. В прежние времена классовые различия были не только неизбежны, но и желательны. Неравенство явилось платой за цивилизацию. Однако с развитием машинного производства ситуация изменилась. Если даже людям требовалось выполнять различные виды работ, у них больше не было необходимости жить на разных социальных и экономических уровнях. Следовательно, с точки зрения новых групп, которые уже достигли точки захвата власти, человеческое равенство теперь являлось не идеалом, которого страстно желали, а опасностью, которой нужно было избежать. В более примитивные эпохи, когда справедливое и миролюбивое общество в действительности не могло существовать, в него легко верили. Идея рая на земле, где люди живут вместе, как братья, без законов и без тяжелого труда, тысячелетиями будоражила воображение человека.
И эта мечта имела определенное воздействие на группы, действительно, получавшие преимущества от исторических перемен. Наследники французской, английской и американской революций верили в свои фразы о правах человека, свободе слова, равенстве всех перед законом и тому подобные вещи и даже в некоторой степени руководствовались ими в своем поведении. Но к четвертому десятилетию двадцатого века все главные течения политической мысли сделались авторитарными. Идея рая на земле была дискредитирована точно в тот момент, когда она стала осуществимой. И каждая новая политическая теория, как бы она себя ни называла, сводилась снова к иерархии и классовому делению. И в общем и целом ужесточившийся взгляд, укрепившийся в районе 1930 года, возродил обычаи (к тому времени давно отмененные – иные и сотни лет назад) тюремного заключения без суда и следствия, использование рабского труда военнопленных, публичные казни, пытки с целью получения признания, захват заложников и депортацию целых народов; причем, они не только снова вошли в обиход, но люди, считавшие себя просвещенными и прогрессивными, спокойно относились к ним и защищали их.
Прошло всего десятилетие национальных и гражданских войн, революций и контрреволюций во всех частях света – Ангсоц и соперничающие с ним учения превратились в полностью работающие политические теории. Но у них были и предвестники в виде различных систем, называемых общим словом «тоталитаризм» и появившихся в начале столетия; и общие очертания этого мира, который должен появиться из торжествующего хаоса, были очевидны давным-давно. Равно было очевидно и то, какие люди будут управлять этим миром. В новую аристократию вошли в основном бюрократы, ученые, технические специалисты, деятели профсоюзов, общественные эксперты, социологи, преподаватели, журналисты и профессиональные политики. Этих людей, происходивших из получающего жалованье среднего класса и верхних слоев рабочего класса, объединил и свел вместе бесплодный мир монопольной промышленности и централизованного правительства. По сравнению с теми, кто занимал это положение в прошлом, они были менее алчными, менее искушенными в роскоши, более голодными до настоящей власти и, кроме всего, отличались большим пониманием того, что они делают, и имели настойчивое стремление сокрушить оппозицию. Последнее различие является кардинальным. По сравнению с сегодняшней все тирании прошлого были нерешительными и неэффективными. Правящие круги всегда до некоторой степени склонялись к либеральным идеям и везде оставляли для себя невыясненные вопросы, реагируя лишь на открытые действия и не интересуясь тем, о чем думают подданные. По современным стандартам даже католическая церковь Средних веков отличалась терпимостью. Отчасти оттого, что в прошлом ни одно правительство не обладало властью, позволявшей им держать своих граждан под постоянным контролем. Однако изобретение печати облегчило манипуляцию общественным мнением, а кино и радио еще больше улучшили этот процесс. С развитием телевидения и появлением технических достижений, которые сделали возможным одновременное получение и передачу информации с помощью одного и того же устройства, частная жизнь закончилась. Каждый гражданин, или, по крайней мере, каждый интересный для наблюдения гражданин, мог двадцать четыре часа в сутки находиться под неусыпным оком полиции и слышать официальную пропаганду в то время, когда все остальные каналы связи перекрыты. Сейчас впервые появилась возможность не только полного подчинения воле государства, но и введения абсолютно единого мнения по всем вопросам.
После революционных бурь пятидесятых и шестидесятых общество перегруппировалось, как всегда, в Высшие, Средние и Низшие. Но новый Высший класс, в отличие от всех его предшественников, руководствовался уже не интуицией, а знал, что он должен делать для укрепления своего положения. Давно стало понятно, что основой для сохранения олигархии является коллективизм. Благосостояние и привилегии легче всего защищать, если ты владеешь сразу и тем и другим. Так называемая «отмена частной собственности», имевшая место быть в середине столетия, означала на деле концентрацию этой собственности в намного меньшем количестве рук, чем прежде, но с той разницей, что новые собственники являлись группкой, а не массой индивидуумов. Индивидуально не-члены партии лично не владеют ничем, кроме совершенно личных вещей. Коллективно все в Океании принадлежит Партии, потому что она контролирует все и распределяет продукцию так, как считает нужным. В годы, последовавшие за Революцией, она смогла занять командное положение, почти не встретив сопротивления, поскольку весь процесс был представлен как акт коллективизации. Всегда считалось: если отнять собственность у класса капиталистов, тут же наступит социализм; и капиталистов, не раздумывая, лишили собственности. Фабрики, шахты, землю, дома, транспорт – все у них отобрали; а поскольку это уже больше не было частной собственностью, значит, все должно было стать общественной собственностью. Ангсоц, выросший из раннего социалистического движения и унаследовавший его терминологию, на самом деле выполнил главный пункт социалистической программы, причем с результатом, который предвидели заранее и которого желали: экономическое неравенство стало постоянным.
Но проблемы сохранения иерархического общества гораздо серьезнее. Существует лишь четыре причины, по которым правящие круги могут потерять свою власть. Либо ее отбирают извне, либо правительство действуют так неумело, что массы начинают восстание, либо власть допустила образование сильной и недовольной Средней группы, либо она потеряла уверенность и желание править. Эти причины не возникают изолированно: как правило, в той или иной степени представлены все четыре. Тот правящий класс, который сможет защититься от них всех, останется во власти навсегда. В конечном счете определяющим фактором является психическое состояние самого правящего класса.
После середины нынешнего столетия первая опасность в действительности миновала. Каждое из трех государств, сейчас поделивших мир, фактически непобедимо и может быть завоевано только посредством медленных демографических изменений, которые правительство с широкими полномочиями способно легко предотвратить. Вторая опасность тоже существует лишь теоретически. Массы никогда не поднимают восстание по собственной инициативе и никогда не поднимают восстание просто потому, что они угнетены. На деле, поскольку им не дают возможности сравнивать, они даже и не понимают, что угнетены. Периодические экономические кризисы прошлых времен не являлись совершенно необходимыми, и сейчас их не допускают, а различные другие и тоже серьезные ситуации могут случаться и случаются, но без каких-либо политических последствий, потому что не существует способов выражения недовольства. А что касается проблемы перепроизводства, которая латентно зрела в нашем обществе вместе с развитием машинных технологий, то она разрешается с помощью непрекращающегося военного конфликта (см. главу III), который также полезен в том, что он разогревает общественный дух до нужного градуса. Следовательно, для наших нынешних правителей остаются лишь две подлинные опасности: выделение новой группы не полностью занятых и рвущихся к власти людей и рост либерализма и скептицизма в их собственных рядах. Другими словами, это проблема образовательного характера. Это проблема постоянного формирования сознания как направляющей группы, так и более многочисленной исполнительной группы, подчиненной непосредственно первой. На сознание трудящихся масс достаточно влиять лишь в отрицательном плане.
Данная информация поможет в общих чертах понять (если кто-то еще не знал ее) структуру общества Океании. На вершине пирамиды находится Большой Брат. Большой Брат непогрешим и всевластен. Любой успех, любое достижение, любая победа, любое научное открытие, все знания, вся мудрость, все счастье, все добродетели являются результатом его правления и вдохновения. Никто не видел Большого Брата. Он есть лишь лицо на плакатах и голос в телеэкранах. Мы можем с уверенностью предположить, что он никогда не умрет, а время его рождения уже представляется весьма неопределенным. Большой Брат – это маска, которую выбрала Партия, дабы явить себя миру. Его предназначение – служить центром для любви, страха и благоговения – эмоций, которые легче ощущать по отношению к отдельному человеку, чем к организации. Ниже Большого Брата расположена Внутренняя партия. Число ее членов ограничено шестью миллионами, или менее чем двумя процентами населения Океании. Затем идет Внешняя партия, которую, если воспринимать Внутреннюю партию как мозг государства, можно с полным основанием сравнить с руками. А еще ниже находятся бессловесные массы, по привычке называемые нами пролами, которые составляют, возможно, 85 процентов населения. Обратившись к вышеупомянутой классификации, мы можем сказать, что пролы и есть Низшие: рабское население экваториальных территорий, постоянно переходящих от одного завоевателя к другому, непостоянно и не является обязательной составной частью этой структуры.
В принципе членство в этих трех группах не является наследственным. Ребенок представителей Внутренней партии теоретически не является ее членом по праву рождения. Прием в одну из двух частей Партии осуществляется по достижении шестнадцати лет посредством экзамена. Нет никакой расовой дискриминации, никакого явного доминирования одной провинции над другой. Евреи, негры, представители Южной Америки с чистой индейской кровью – всех можно встретить в высших кругах Партии, а управленцев в любой части страны всегда выдвигают из жителей этой территории. Ни в одной части страны жители не чувствуют себя колониальным населением, которым управляют из далекой столицы. Океания не имеет столицы, и ее номинальным главой является человек, о чьем местонахождении никому не известно. Кроме английского официальными языками являются французский и новодиалект, но жизнь страны никак не централизована. Ее правители связаны не кровными узами, а приверженностью к общей доктрине. Да, наше общество стратифицировано, и очень строго стратифицировано, и на первый взгляд это деление на группы осуществляется по наследственному признаку. У нас намного меньше перемещений вверх и вниз между разными группами, чем это было при капитализме или даже в доиндустриальный период. Между двумя частями Партии определенный обмен происходит, но количество перемещений определяется лишь необходимостью гарантировать удаление слабых из Внутренней партии и продвижение амбициозных членов из Внешней партии, которых есть смысл таким образом нейтрализовать и сделать безопасными. Пролетариям на практике не представляется возможности вступить в Партию. Самые одаренные из них, которые, вероятно, могли бы образовать ядро недовольства, просто попадают в поле зрения полиции мыслей и исчезают. Но такое состояние дел не является ни постоянным, ни принципиальным. Партия – это не класс в старом смысле этого слова. Она не ставит перед собой цель передать власть собственным детям как таковым; и если бы не существовало другого способа удержать самых способных людей на верхушке власти, она бы прекрасным образом набрала бы все новое поколение управленцев целиком из пролетариата. В решающие годы тот факт, что Партия не является наследственным органом, было бы действенным способом нейтрализовать оппозицию. Социалист старого типа, которого учили бороться с так называемыми «классовыми привилегиями», считал, что ничто наследственное не может быть постоянным. Он не понимал, что преемственность олигархии не всегда бывает биологической, и не останавливался, чтобы задуматься: наследственная аристократия недолговечна, в то время как опирающиеся на выбор организации вроде католической церкви порой существовали сотни или тысячи лет. Сущность олигархического правления состоит не в наследовании от отца к сыну, а в сохранении определенного мировоззрения и определенного образа жизни, навязываемых мертвыми живым. Правящий класс остается таковым до тех пор, пока он способен готовить своих преемников. Партии волнуется не о чистоте своей крови, а о том, чтобы существовать. Неважно КТО держит в руках власть, если иерархическая структура остается прежней.
Все верования, привычки, вкусы, эмоции, психологические оценки, которые характеризуют наше время, на самом деле специально формируются для того, чтобы поддерживать мистический ореол вокруг Партии и не дать современному обществу обнажить его подлинную природу. Ни физическое восстание, ни какие-либо приготовления к революции сегодня невозможны. Пролетариев не стоит бояться. Предоставленные сами себе, ни будут поколение за поколением в течение многих столетий работать, воспроизводиться и умирать, не только не помышляя о бунте, но даже и не представляя, что мир может быть иным, чем сейчас. Они могут стать опасными только в том случае, если научно-технический прогресс потребует от них высшего образования; но поскольку военная и коммерческая конкуренция больше не имеют значения, уровень образованности населения в действительности падает. Каких мнений придерживаются массы, каких они не придерживаются – это неважно. Им можно дать интеллектуальную свободу, потому что у них просто нет интеллекта. С другой стороны, у члена Партии и малейшее отклонение от общепринятого мнения по самому незначительному вопросу считается недопустимым.
Член Партии с рождения до смерти живет под неусыпным оком полиции мыслей. Даже в одиночестве он никогда не может быть уверенным, что остался один. Бодрствует он или спит, работает или отдыхает, находится в ванной или в постели, его могут контролировать без всякого предупреждения; он и не узнает, что за ним следят. Абсолютно все его поступки имеют значение. Его дружеские отношения, его отдых, его поведение по отношению к жене и детям, выражение его лица, когда он один, слова, которые он бормочет во сне, характерные жесты – все подлежит ревностному и тщательному изучению. Не только реальные действия, но и любые чудачества, пусть даже незначительные изменения в привычках, всяческие нервные состояния, которые, возможно, являются симптомами внутренней борьбы, тоже, конечно же, выявляются. У члена Партии нет свободы ни в одном направлении. Однако его действия не регламентируются законом или каким-либо ясно сформулированным кодексом поведения. В Океании не существует закона. Мысли и проступки, которые, если их обнаружат, караются неминуемой смертью, формально не запрещены; и бесконечные чистки, аресты, пытки, заключения в тюрьму и распыления направлены не на наказание преступника, который на самом деле совершил преступление, а просто на уничтожение тех людей, которые, возможно, совершат его когда-нибудь в будущем. Член Партии должен иметь не только правильное мнение, но и правильные инстинкты. Многие из убеждений и мнений, которых он должен придерживаться, нигде ясно не прописаны; их и нельзя четко сформулировать, иначе обнаружатся неприкрытые противоречия с Ангсоцем. Если человек от природы ортодоксален (на новодиалекте – верномыслящий), он в любых обстоятельствах, не думая об этом, знает, что является верной мыслью или желательной эмоцией. Но в любом случае сложные психические тренировки, проводимые в детстве и основанные на новодиалектных словах преступстоп, бело-черный и двоемыслие, отбивают у него всякое желание и способность раздумывать на ту или иную тему.
Считается, что член Партии не должен иметь никаких личных эмоций и никаких перерывов в энтузиазме. Ему следует жить в постоянном неистовстве ненависти к внешним врагам и внутренним предателям, радоваться победам и пребывать в состоянии самоуничижения перед силой и мудростью Партии. Недовольство, к которому приводит нищая и убогая жизнь, целенаправленно направляется во внешнюю среду и рассеивается такими мероприятиями, как Двуминутки ненависти, а размышления, возможно, способные вызвать скептические или революционные настроения, гасятся в зародыше посредством приучения с ранних лет к внутренней дисциплине. Первый и простейший этап дисциплины, который можно привить даже маленьким детям, называется на новодиалекте преступстоп. Преступстоп означает навык быстрой остановки, по сути, инстинктивной, на пороге любой опасной мысли. Он включает способность не замечать аналогий, не видеть логических ошибок, неверно понимать даже наипростейший аргумент, если он противоречит Ангсоцу, а также ощущать скуку и отвращение при любой мысли, которая могла бы привести к еретическому направлению. Короче говоря, преступстоп означает самосохранительную тупость. Но такой тупости недостаточно. Напротив, ортодоксия в полном смысле этого слова требует самоконтроля над умственными процессами, а равно и такого же контроля над телом, как этого требует профессия человека-змеи в цирке. Поскольку общество Океании в конечном итоге основывается на вере в то, что Большой Брат всемогущ, а Партия непогрешима, то нет нужды в постоянной ежесекундной гибкости в отношении к фактам. Ключевое слово здесь —бело-черный. Как многие слова новодиалекта, это слово содержит два противоречащих друг другу значения. В применении к противнику оно означает привычку нагло утверждать, что черное – это белое, противоречить очевидному. А в отношении партийца оно указывает на лояльную готовность называть черное белым, если того требует партийная дисциплина. Причем, здесь также имеется в виду способность ВЕРИТЬ, что черное – это белое, и более того – ЗНАТЬ, что черное – это белое, и забывать, что ты только что думал другое. Этого требует постоянное изменение прошлого, что возможно благодаря строю мысли, который в действительности охватывает все остальное и на новодиалекте называется двоемыслием.
Переделка прошлого необходима по двум причинам, одна из которых второстепенная и, так сказать, профилактическая. Она заключается в том, что член Партии, как и пролетарий, терпит современные условия отчасти потому, что ему просто не с чем сравнивать. Его нужно отсечь от прошлого ровно так же, как от зарубежных государств, поскольку ему нужно верить, что он живет лучше, чем его предки и что средний уровень материального комфорта постоянно растет. Но намного более важной причиной корректировки прошлого является необходимость гарантировать непогрешимость Партии. Дело не просто в том, что речи, статистика и всевозможные документы должны постоянно изменяться ради соответствия сегодняшнему дню, дабы показать, что прогнозы Партии во всех случаях были верны. Дело также и в том, что никогда нельзя вносить никаких изменений в доктрину или политическую ориентацию. Поскольку изменить мировоззрение или даже политику – значит, признать свою слабость. Если, к примеру, Евразия или Истазия (любая из них может быть) – это сегодня враг, то именно эта страна всегда должна являться врагом. И если факты говорят обратное, то их и нужно изменить. Таким образом, историю все время переписывают. Эта ежедневная фальсификация прошлого, выполняемая Министерством правды, необходима для стабильности режима так же, как репрессии и шпионаж, которые проводит Министерство любви.
Переменчивость прошлого есть центральная идея Ангсоца. Прошлые события, как утверждается, не имеют объективных основ для существования, а сохраняются только в письменных документах и в человеческой памяти. Прошлое – это то, что согласуется с записями и воспоминаниями. А так как Партия полностью контролирует все документы, равно как и умы своих членов, значит, прошлое есть то, что Партия предпочтет так назвать. Из этого также следует, что хотя прошлое изменчиво, его никогда не меняли в каждом конкретном случае. Поскольку оно представлено в том виде, в каком необходимо в данный момент, то именно эта новая версия прошлого есть правда и никакого иного прошлого никогда не существовало. Это верно даже тогда, когда (как это часто случается) одно и то же событие меняется до неузнаваемости по нескольку раз в течение года. Во все времена Партия есть обладатель абсолютной правды, и ясно, что абсолютная правда никогда не может отличаться от того, что есть сейчас. Очевидно, что контроль над прошлым зависит прежде всего от тренировки памяти. Обеспечение согласования всех письменных записей с ортодоксальностью момента является просто делом техники. Однако необходимо также и ПОМНИТЬ, чтобы события происходили так, как это желательно. И если нужно перестроить воспоминания или подделать письменные документы, то нужно уметь ЗАБЫВАТЬ, что это было сделано. Такому трюку можно научиться так же, как и любой другой ментальной технике. И его осваивает большинство членов Партии – конечно, из тех, которые являются не только умными, но и ортодоксальными. На старом языке это довольно откровенно называется «контролем над действительностью». На новодиалекте – это двоемыслие, хотя двоемыслие включает и много других значений.
Двоемыслие означает способность держать в голове два противоположных убеждения и при этом принимать их оба. Партийный интеллектуал знает, в каком направлении нужно менять свои воспоминания; следовательно, ему известно, как проворачивать трюки с реальностью; но, упражняясь в двоемыслии, он уверяет себя в том, что реальность неизменна. Этот процесс должен идти сознательно, или ты не добьешься надлежащей точности, но он должен быть одновременно и бессознательным, так в противном случае возникает ощущение фальши, а следовательно, вины. Двоемыслие есть краеугольный камень Ангсоца, поскольку суть действий Партии заключается в использовании сознательного обмана, твердо держась своей цели, что требует полной честности. Говорить намеренную ложь и искренне верить в нее, забывать любые ставшие неудобными факты, а затем при необходимости вновь вытаскивать из забвения на столько времени, насколько потребуется, отрицать существование объективной реальности и в то же время принимать в расчет эту самую реальность, которую ты отрицаешь – вот что важно. Надо не просто пользоваться словом двоемыслие, но и практиковаться в двоемыслии. Употребляя в речи слово, ты признаешь, что вмешиваешься в действительность, а применяя в очередной раз двоемыслие, ты стираешь это знание; и так продолжается до бесконечности: ложь всегда бежит впереди правды. В конечном итоге именно с помощью двоемыслия Партия сумела – и, может быть, (кто знает?) сможет это делать в течение тысяч лет – остановить ход истории.
Все прежние олигархии теряли власть либо по причине того, что они окостенели, либо потому, что становились слишком мягкими. Либо они впадали в глупость и высокомерие и не умели приспособиться к меняющимся обстоятельствам, и их свергали; или они становились либеральными и трусливыми, делали уступки, когда следовало применить силу, и опять же их свергали. Иными словами, их губило либо сознание, либо бессознательность. Достижением Партии стало создание системы мышления, в которой одновременно существуют оба состояния. И никакая иная интеллектуальная основа не могла бы обеспечить вечное доминирование Партии. Если ты взял власть в руки и хочешь продолжать править, ты должен уметь искажать ощущение реальности. Ведь секрет владычества заключается в сочетании веры в собственную непогрешимость со способностью учиться на ошибках прошлого.
Не стоит и говорить, что тоньше всех практикуют двоемыслие те, кто изобрел двоемыслие и знает, что это широчайшая система умственного мошенничества. В нашем обществе те, кто лучше других знает, что происходит, менее всего представляют реальное положение вещей в мире. В общем, чем больше понимания, тем сильнее иллюзии; чем больше ума, тем меньше разума. Наглядно это иллюстрирует тот факт, что военная истерия того или иного индивидуума возрастает по мере его продвижения по социальной лестнице. Более рациональным отношением к войне отличаются покоренные жители оспариваемых территорий. Для этих народов война – просто бесконечное бедствие, которое прокатывается по ним, как огромная приливная волна. Им совершенно безразлично, какая сторона побеждает. Они понимают, что перемена господина означает лишь то, что они будут по-прежнему выполнять всю ту же работу, что и раньше, только для новых хозяев, которые будут обращаться с ними ровно так же, как это делали старые. Чуть в лучшем положении находятся наши рабочие, которых мы называем пролами, но и они крайне редко замечают войну. При необходимости их можно ввергнуть в состояние страха или ненависти, но, будучи оставленными в покое, они в состоянии забывать о войне на долгое время. Именно в рядах Партии, прежде всего Внутренней, мы найдем настоящий военный энтузиазм. В завоевание мира тверже всего верят те, кто знает, что это невозможно. Это удивительное соединение противоположностей – знания с невежеством, цинизма с фанатизмом – одна из главных отличительных особенностей общества Океании. Официальная идеология мирится с противоречиями, даже когда в этом нет никакой практической выгоды. Таким образом, Партия отвергает и поносит все принципы, на которых первоначально стояло социалистическое движение, но делает так во имя социализма. Она проповедует презрение к рабочему классу – беспрецедентное для прошлых столетий, – и она одевает своих членов в форму, которая когда-то отличала работников ручного труда и была принята именно по этой причине. Партия систематически подрывает основы семьи и зовет своего вождя по имени, которое прямо указывает на верность семейным узам. Даже в названиях четырех министерств, которые нами управляют, проявляется своего рода наглое обращение с фактами, намеренно искаженными. Министерство мира заведует войной, Министерство правды – ложью, Министерство любви – пытками, а Министерство изобилия – голодом. Эти противоречия не случайны, они не являются результатом простого лицемерия; они есть намеренная практика двоемыслия. Поскольку только с помощью примирения противоречий можно вечно удерживать власть. Нет другого способа прерывания древнего цикла. Если человеческое равенство нужно превратить в никогда не достижимое, если Высшие, как мы их называем, должны навсегда сохранить свое положение, то тогда превалирующим умственным состоянием следует сделать контролируемое безумие.
Однако возникает один вопрос, которого до сего момента мы практически не касались. Он заключается в следующем: ПОЧЕМУ человеческое равенство должно быть невозможным? Если предположить, что механизм процесса описан правильно, то что же тогда является мотивом этой масштабной и тщательно спланированной попытки заморозить историю в определенный момент времени?
А вот здесь мы подходим к главному секрету. Как мы уже знаем, ореол тайны вокруг Партии (а более всего – вокруг Внутренней партии) обусловлен двоемыслием. Но еще глубже лежит первоначальный мотив, никогда не анализируемый инстинкт, который сначала привел к захвату власти, а впоследствии привнес в нынешнее существование двоемыслие, полицию мысли, бесконечную войну и все другие необходимые элементы. Этот мотив в действительности состоит…
