1984

– Конечно виновен! – воскликнул Парсонс, верноподданнически глядя на телескан. – Не считаешь же ты, что Партия может арестовать ни в чем не повинного человека? – Жабья физиономия его несколько успокоилась и даже приобрела выражение уязвленного праведника. – Мыслепреступление – ужасная вещь, старина, – назидательным тоном проговорил он. – Оно овладевает тобой изнутри. Ты можешь совершить его, даже не подозревая об этом. Знаешь, как это случилось со мной? Во сне! Да, во сне. И вот я, такой работящий, старающийся сделать все как положено, даже не знал, что подобная дрянь живет в моей голове…. И вот я, значит, начал говорить во сне. И знаешь, что, они сказали мне, я произнес? – Он понизил голос, как человек, вынужденный по медицинским причинам озвучить непристойность: – Долой Большого Брата. Да, я сказал это! И похоже, что не один раз. Но между нами, старина, я даже рад, что они взяли меня раньше, чем зараза пошла в рост. Знаешь, что я скажу им, когда меня поставят перед трибуналом? Спасибо, скажу я им, за то, что вы спасли меня, пока не стало слишком поздно!

– А кто тебя разоблачил? – поинтересовался Уинстон.

– Доченька моя, младшенькая, – пожаловался Парсонс со своего рода скорбной гордостью. – Подслушала сквозь замочную скважину. Услышала эти слова – и прямо утречком сдала меня патрулям. Толково для семилетней соплячки, правда? И я не в обиде на нее за это. По правде сказать, даже горжусь. В любом случае это значит, что я правильно воспитал ее… – Он нервно прошелся по камере, с вожделением поглядывая на унитаз. А потом спустил шорты со словами: – Прости, друг. Не могу больше терпеть. Это все ожидание.

Парсонс плюхнулся внушительной задницей на унитаз. Уинстон прикрыл лицо руками.

– Смит! – рявкнул голос из телескана. – 6079 Смит У.! Открыть лицо! Закрывать лицо в камере запрещено!

Уинстон открыл лицо. Парсонс обильно и с шумом воспользовался сортиром. Однако крышка оказалась с дефектом, и в камере на несколько часов воцарилась отвратительная вонь.

Парсонса убрали. Поступали и таинственным образом исчезали новые арестанты. Одна из них, женщина, была сразу определена в «комнату 101», и Уинстон заметил, как изменилось ее лицо, как она побледнела. Время шло, и если его поместили в эту камеру утром, то день должен был уже кончаться; если же это произошло днем, то было уже недалеко до полуночи. В камере оставалось шесть человек; все они вели себя очень тихо. Напротив Уинстона сидел мужчина, чье лицо с крупными зубами и практически без подбородка очень напоминало морду какого-то большого и безвредного грызуна. Его жирные, покрытые пятнами щеки заметно набухали книзу, так что нетрудно было поверить в то, что там он прячет кое-какой запас съестного. Робкий взгляд его бледно-серых глаз метался от лица к лицу; поймав ответный взгляд, он тут же отводил глаза.

Дверь снова открылась, и ввели нового узника, от вида которого Уинстона на мгновение бросило в дрожь. Вроде бы обычный, ничем не выделяющийся инженер или какого-то рода техник. Пугало изможденное до предела лицо его, скорее напоминавшее череп. Благодаря худобе его глаза казались непропорционально большими; их наполняла убийственная и неумолимая ненависть к кому-то или к чему-то.

Человек этот опустился на скамью неподалеку от Уинстона, который не стал более на него смотреть, потому что измученное, похожее на череп лицо так впечаталось в его память, словно тот стоял прямо перед глазами.

Внезапно он понял, в чем дело. Человек умирал от голода. Похоже, что мысль эта пришла одновременно всем обитателям камеры, и они шевельнулись на скамьях. Взгляд лишенного подбородка узника то и дело обращался к изможденному лицу, тут же виновато прятался и снова возвращался обратно, повинуясь непреодолимому притяжению. Наконец он поднялся, неловко протопал по полу камеры, запустил руку в карман своего комбинезона и со смущением протянул грязный кусок хлеба истощенному человеку.

Телескан разразился оглушительным рыком. Лишенный подбородка заключенный буквально подпрыгнул на месте. Похожий на смерть человек мгновенно заложил руки за спину, как бы показывая всему миру, что он не принял этот подарок.

– Бамстед! – прогрохотал голос. – 2713 Бамстед Дж.! Брось на пол этот кусок хлеба!

Толстяк без подбородка уронил свой кусок хлеба на пол.

– Стоять на месте, – приказал голос. – Лицом к двери. Не шевелиться.