1984

ЛЕКСИКОН В. Лексикон В играл вспомогательную роль по отношению к двум другим и полностью состоял из научных и технических терминов, похожих на современные и произведенных от тех же корней. Однако им уделялось столько же внимания в плане уточнения определений и очистки от нежелательных значений. Они подчинялись тем же грамматическим правилам, что и слова из двух других лексиконов. Очень немногие термины из Лексикона В имели сколько-нибудь широкое хождение в повседневной или политической речи. Научный или технический работник мог найти все нужные ему слова в списке, относящемся к его специальности, однако он владел лишь разрозненными терминами из других списков. Только немногие слова были общими для всех списков, а словарных единиц, выражающих функции науки в целом (а не ее конкретных областей)как интеллектуального упражнения или метода познания, не существовало. Собственно, не было и самого слова «наука»: любой смысл, который оно могло бы нести, прекрасно выражался словом «англизм».

Из вышесказанного ясно, что на новоречи практически невозможно было высказывать неортодоксальные мнения, за исключением самых примитивных. Конечно, можно было высказать ересь в совсем грубой форме, на уровне богохульства. Например, заявить: «Старший Брат неотличный». Но это утверждение, заведомо абсурдное для правоверного уха, невозможно было аргументировать за отсутствием необходимых слов. Идеи, враждебные англизму, могли мниться лишь в туманной, бессловесной форме и высказываться только посредством всеобъемлющих терминов, которые сваливали в кучу и осуждали целые группы ересей, не давая им определений. Собственно говоря, новоречь можно было использовать для неканонических целей, только прибегая к неправомерному обратному переводу некоторых слов на староречь. Например, предложение «Все человеки равные» было допустимо на новоречи, но лишь в той мере, в которой староречь допускала высказывание «Все люди рыжие». Оно не содержит грамматической ошибки, но выражает откровенно неверную мысль: что все люди – одного роста, одного веса или одинаково сильны. Понятия политического равенства более не существовало, и, соответственно, слово «равный» было очищено от этого второстепенного значения. В 1984-м, когда обычным средством общения еще была староречь, теоретически существовала опасность, что при употреблении новоречных слов будут вспоминаться их первоначальные значения. На практике любому хорошо подкованному в «двоедуме» было легко этого избежать, но через поколение, от силы через два исчезла бы и сама возможность такой оплошности. Выросший исключительно на новоречи имел бы так же мало шансов узнать, что слово «равный» когда-то имело второстепенное значение, связанное с политическим равенством, или что «свободный» когда-то значило «интеллектуально свободный», как, например, человек, не знакомый с шахматами, – узнать второстепенные значения слов «слон» и «ладья». Многие преступления и ошибки стали бы для него непосильными просто потому, что они безымянны и, как следствие, невообразимы. Также предполагалось, что с течением времени отличительные особенности новоречи станут все более выраженными: число слов будет уменьшаться, их значения будут делаться все более четкими, а вероятность их нецелевого использования пойдет на спад.

После окончательного вытеснения староречи последняя связь с прошлым была бы разорвана. Историю к тому времени уже переписали, но некачественно отцензурированные обрывки прежней литературы еще кое-где сохранялись, и, зная староречь, люди еще могли их прочесть. В будущем даже такие случайно уцелевшие обрывки стали бы непонятными и непереводимыми. Никакой текст нельзя было перевести со староречи на новоречь, если только он не относился к какому-то техническому процессу или простейшему бытовому действию и если он сам по себе не склонялся к соответствию догме (то есть не был, говоря на новоречи, «прямодумным»). На практике это означало, что ни одна книга, написанная примерно до 1960 года, не могла быть переведена полноценно. Дореволюционную литературу можно было подвергнуть лишь идеологическому переводу, который изменил бы смысл, а не только форму. Возьмем, к примеру, известный пассаж из Декларации независимости: