1984. Дни в Бирме

Что-то шевельнулось в сердце Дороти. Она взглянула по-новому на этих девочек с бескровными лицами, в обшарпанной одежде и внезапно устыдилась, вспомнив, как безразлично, почти неприязненно, смотрела на них утром. Теперь же ее захлестнула щемящая жалость. Бедные дети, бедные дети! Такие тщедушные и зашуганные! И они еще сохранили в себе достаточно чуткости, чтобы скинуться на цветы для учительницы.

С того момента ее отношение к своей работе переменилось. В ней зажглась признательность и нежность к этим детям. Всем сердцем она ощутила, что эта школа — ее школа; она будет самоотверженно трудиться и приложит все усилия, чтобы превратить это мрачное узилище в храм знаний. Она понимала, как скромны ее возможности. Не имея ни опыта, ни знаний, она должна будет заняться самообразованием, прежде чем начнет образовывать других. И все же она решила, что сделает все возможное, все, что только в ее силах, лишь бы вызволить этих детей из тьмы, в которой их держали до сих пор.

3

Следующие несколько недель Дороти занимали почти исключительно две задачи. Во-первых, навести хоть какой-то порядок в классе; во-вторых, наладить отношения с миссис Криви.

Вторая задача была намного труднее. Сама жизнь под одной крышей с такой начальницей, как миссис Криви, не на шутку выматывала. Дороти все время мерзла, любой стул, на какой она садилась, скрипел и шатался, а еда нагоняла тоску. Работа учителя труднее, чем кажется, и требует хорошего питания. Дороти ужасно удручала диета из пресной тушеной баранины, водянистой вареной картошки, усеянной черными глазками, жидких рисовых пудингов, хлеба, смазанного маслом, и слабого чая — и даже этого она не ела досыта. Миссис Криви, находившая извращенное удовольствие в экономии даже на себе, питалась в основном тем же, чем и Дороти, но всегда накладывала себе львиную долю. Каждое утро она варила два яйца и, нарезав ломтиками, делила на неравные порции и все так же стерегла тарелку мармелада. С каждым днем Дороти все больше мучил голод. Дважды в неделю она умудрялась выскользнуть под вечер на улицу и купить на последние деньги шоколад, который съедала в строгой тайне, не сомневаясь, что миссис Криви, хоть и морила ее голодом вполне намеренно, была бы уязвлена в самое сердце, случись ей узнать, что Дороти питается отдельно.

Но хуже всего было то, что Дороти все время ощущала на себе внимание начальницы и почти не имела свободного времени. Когда кончались уроки, единственным ее прибежищем оставалась «столовка», где с нее не спускала глаз миссис Криви, убежденная, что Дороти нельзя оставить в покое дольше чем на несколько минут. Она вбила себе в голову (а может, просто забавлялась этой идеей), что Дороти лентяйка, которую нужно воспитывать. И день за днем пилила ее:

— Что ж, мисс Миллборо, вы, кажется, не слишком заняты сегодня, а? Разве вам не нужно проверять тетради? Или взять иголку да шитьем заняться? Уверена, я бы так не смогла — сидеть сиднем, ничего не делая!

Она вечно находила Дороти работу по хозяйству, даже принуждала мыть пол в классе по субботам утром, когда не было уроков; но большинство этих поручений не имели практического смысла, поскольку миссис Криви не доверяла Дороти и почти все переделывала за ней. Как-то раз Дороти по оплошности стала читать книгу из библиотеки в присутствии начальницы. Миссис Криви такого стерпеть не смогла.

— Ну, знаете, мисс Миллборо! Вот уж не подумала бы, что у вас еще находится время ЧИТАТЬ! — сказала она ехидно.

Сама она за всю жизнь не прочла ни единой книги, чем весьма гордилась.