1985, Напролом

- Я вообще не понимаю, почему я вам доверилась! - жалобно сказала она. - Чертов жокей! Если она мне понадобится, я ее у вас попрошу. Спрячьте ее получше. И, ради всего святого, не оставляйте ее на виду! Да, кстати: на обычном видике она не пойдет. Это профессиональная пленка в три четверти дюйма, она дает большую резкость. Вам нужен магнитофон, который берет такую пленку.

- А что вы сами собирались делать с этой кассетой? - спросил я.

- Стереть, - решительно ответила она. - Вчера утром я ее взяла и несколько раз прокрутила, чтобы убедиться, что в моей статье не повторяются фразы из этого интервью. Я вовсе не хочу, чтобы меня привлекли за клевету.

Потом я написала статью, сегодня я была занята… но если бы вы приехали завтра, пленка была бы уже стерта.

- Повезло, - сказал я.

- Повезло. Что вам еще? Досье? На кассете было больше, но Билл сказал показать вам досье, значит, надо вам их показать.

- Билл?

- Билл Вонли. Мы вместе работали в молодости. Билл начинал с самых низов, старый лорд его заставил. Я тоже. Трудно называть лордом человека, с которым вы делились окурками, когда работали по ночам.

«Они были любовниками, - подумал я. - Это чувствуется по ее голосу».

- Он говорит, у меня язык, как у гадюки, - сказала она без всякой обиды. - Он ведь и вам это говорил?

Я кивнул.

- Как у гремучей змеи.

Она улыбнулась.

- Ничего, когда он ведет себя как напыщенный дурак, я ему об этом тоже сообщаю.

Она встала, вся рыжевато-коричневая и звенящая цепочками, как скульптура-мобиль на ветру.

Мы вышли из комнаты с телевизором, прошли по коридору, несколько раз свернули и оказались в: помещении, похожем на библиотеку, с полками до потолка. Но на полках стояли не книги, а самые разнообразные папки. Охранял все это хозяйство суровый молодой человек в очках. Он записал нас в тетрадь, заглянул в каталог и направил нас к нужной секции.

Досье на Мейнарда Аллардека и впрямь оказалось куда менее содержательным, чем кассета.

Здесь были разные фотографии Мейнарда, блестящие черно-белые снимки, сделанные в основном на ипподромах, где, по-видимому, он был более доступен.

Здесь были три фотографии, теперь уже довольно старые, где он заводил своего замечательного коня Метавейна в конюшню после победы в скачках на приз «Две тысячи гиней», «Гудвудская миля» и «Скачка чемпионов». Даты и обстоятельства были написаны на полосках прозрачной бумаги, приклеенных на обратной стороне снимков.

Еще там были две пачки газетных вырезок, одна из «Глашатая», другая из прочих газет, в основном из «Финансовых времен» и «Спортивной жизни».

Критических статей среди них, похоже, не было. До нападения «Знамени» все газеты отзывались о нем сдержанно-благожелательно. «Мейнард, представитель одной из старейших династий, имеющих отношение к конному спорту…» «Мейнард, гордый владелец…» «Мейнард, член Жокей-клуба…» «Мейнард, проницательный деловой человек…» «Мейнард, видный филантроп…» «Мейнард великий и замечательный…» Временами также встречались положительные эпитеты вроде «отважный», «милосердный», «дальновидный» и «ответственный». Короче, идеальный общественный деятель.

- Просто тошнота берет, - сказала Роза.

- Угу, - сказал я. - А не могли бы вы спросить своего приятелярежиссера, почему он вдруг избрал своей мишенью именно Мейнарда?

- Могла бы. А зачем?

- Кто-то решил подпортить Мейнарду карьеру. Эта телевизионная атака не сработала благодаря коррупции. Зато нападки «Знамени» сработали как нельзя лучше. Вы и сами неплохо этому поспособствовали. Так кто же надоумил «Знамя» и не надоумил ли этот кто-то и того режиссера?

- Беру свое мнение обратно, - сказала Роза. - Среди жокеев попадаются очень толковые ребята.

- Дураков среди нас чрезвычайно мало.

- Вы просто говорите на другом языке.

- Вот именно.

Она поставила папку на место.

- Что-нибудь еще? Чем могу быть полезна?

- Нельзя ли мне встретиться с Сэмом Леггатом, редактором «Знамени»?

Она издала нечто среднее между кашлем и смешком.

- С Сэмом Леггатом? Нет, нельзя.

- Почему?

- Он носит бронежилет.

- Что, в самом деле?

- Нет, образно выражаясь.

- Вы его знаете?

- Конечно, знаю. Хотя не могу сказать, что люблю. До того, как он перешел в «Знамя», он был политическим обозревателем в «Фактах». И всегда думал, что на Флит-стрит его бог послал. Он язва от природы. Они со «Знаменем»

- близнецы-братья.

- А по телефону ему позвонить нельзя? - спросил я.

Она покачала головой, удивляясь моей наивности.

- Сейчас они печатают первый выпуск, но он наверняка готовит второй.

Что-то добавляет, что-то меняет. Он сейчас бы не стал разговаривать даже с самим Моисеем, не то, что с каким-то… попрыгунчиком.

- Ну вы могли бы сказать, что вы - секретарь вашего редактора и что дело срочное, - предположил я.

Она изумленно уставилась на меня.

- А зачем это вдруг я стану это делать?

- Ну чтобы оказать мне услугу.

- Ничего себе! - она моргнула своими голубыми глазами.

- Услуга за услугу, - продолжал я. - Я вам этого не забуду. Это, я показал кассету, - разумеется, тоже идет в счет.

- Вместе с телефонным звонком, - сказала;она, - это будет уже две услуги.

- Да, конечно.