1985, Напролом

- Да… Эти акции давали право решающего голоса, или право вето, или что-то в этом духе. Я на самом деле не знаю, что это такое, но, кажется, речь шла о том, что предприятие может перейти в другие руки. Они все время об этом говорят, но на этот раз, кажется, дело было серьезное, они ужасно беспокоились и вдруг обнаружили, что половина моих акций исчезла, и папа заставил меня во всем признаться. Он так рассердился… Я никогда не видел его таким… таким злым…

Он умолк. В глазах его застыло страшное воспоминание.

- Он отправил меня сюда, к Солу Бредли, и сказал, что если я еще хоть раз посмею играть в азартные игры, он меня насовсем выгонит… Я хочу, чтобы он меня простил… Правда хочу… Я хочу домой.

Он снова умолк. И с тоской уставился в объектив. Я еще несколько секунд снимают, потом выключил камеру.

- Я ему покажу эту кассету, - сказал я. - А как вы думаете, он…

- Простит ли он вас? Я думаю, со временем простит.

- Я мог бы играть только на тотализаторе, один к одному, и ставить только наличные… - задумчиво сказал Хью. Видимо, мои слова его чересчур обнадежили. Зараза успела въесться слишком глубоко.

- Хью, - сказал я, - вы не будете против, если я дам вам один совет?

- Нет, что вы! Выкладывайте.

- Вы не знаете цены деньгам. Попробуйте понять, что это не просто цифры на бумаге, что есть разница между сытостью и голодом. Попробуйте как-нибудь уехать из дому только с деньгами на обед. Поставьте их на какую-нибудь лошадь и, когда проиграете, подумайте, стоит ли игра свеч.

- Да, я понимаю, что вы имеете в виду, - серьезно сказал Хью. - Но вдруг я все-таки выиграю?

Интересно, можно ли вообще исправить игрока, привыкшего к безответственности, будь он богачом; бедняком или наследным принцем «Глашатая». Я вернулся в Лондон, отправил кассету с Хъю Вонли к прочим, хранившимся в отеле, поднялся к себе в номер и некоторое время тупо сидел, глядя в стену. Потом позвонил Холли. К телефону подошел Бобби.

- Как дела? - спросил я. - Все по-прежнему. Холли лежит. Она тебе нужна?

- Да нет, я могу и с тобой поговорить. - Я получил еще несколько чеков от владельцев. Почти все заплатили.

- Классно!

- Да что, это же капля в море! - голос у Бобби был усталый. - Попроси своего помощника снова обменять их на наличные, ладно?

- Ну конечно!

- Все равно мы в тупике.

- А из «Знамени» ничего не слышно? - спросил я. - Ни писем, ни денег?

- Ничего.

Я вздохнул про себя и сказал:

- Бобби, я хочу поговорить с твоим отцом.

- Без толку. Ты же видел, какой он был тогда. Он упрямый и скупой, и он нас ненавидит.

- Он ненавидит меня и Холли, - возразил я. - А не тебя.

- Не знаю, не знаю… - с горечью ответил он. - Во вторник у меня нет скачек, - сказал я. - Уговори его приехать к тебе во вторник днем. Утром я буду тренировать лошадей у Уайкема.

- Это невозможно. Он сюда не приедет.

- Если ты ему скажешь, что он был прав, может и приехать. Если ты скажешь, что все Филдинги действительно твои враги и ты просишь помочь тебе навсегда избавиться от меня.

- Кит! - Бобби был вне себя от возмущения. - Я не могу этого сделать. Я же этого совсем не хочу!

- И, если сможешь себя заставить, скажи еще, что хочешь избавиться и от Холли тоже.

- Нет! Я не смогу… Я ведь так люблю ее! Он поймет, что я говорю не правду.

- Бобби, иначе он просто не приедет. Ты можешь предложить что-то лучшее? Я сам об этом думал несколько часов. Если ты сможешь заманить его к себе под другим предлогом, мы сделаем по-твоему.

Бобби помолчал.

- Он приедет ко мне только из ненависти. Ужасно… Он ведь мой отец.

- Да. Мне очень жаль…

- А о чем ты собираешься с ним говорить?

- Хочу сделать одно предложение. Он поможет тебе, а я за это отдам ему одну вещь. Но ты ему этого не говори. Вообще не говори, что я приеду.

Просто зазови его к себе, если получится.

- Он никогда не поможет нам, - неуверенно сказал Бобби. - Никогда.

- Ладно, посмотрим. По крайней мере, попробовать стоит.

- Ну хорошо. Но, Кит, ради всего святого…

- Что?

- Мне не хочется об этом говорить, но… для тебя он может быть просто опасен.

- Я буду осторожен.

- Это началось слишком давно… Когда я был маленьким, он учил меня бить по всяким вещам - кулаками, палкой, чем угодно… и приказывают представлять себе, что я бью Кита Филдинга.

Мне сперло дыхание. Я перевел дух.

- Как тогда, в саду?

- Господи, Кит… Мне так стыдно…

- Я же тебе говорил. Все в порядке. Я серьезно.

- Я тут думал о тебе и вспомнил многое, о чем уже забыл. Когда я плохо себя вел, он мне говорил, что придут Филдинги и съедят меня. Мне тогда было года три или четыре. Я пугался до обморока.

- Когда тебе было четыре, мне было только два.

- Он пугал меня твоим отцом и дедом. А когда ты подрос, он говорил мне, чтобы я бил Кита Филдинга, он учил меня драться, он говорил, что в один прекрасный день нам с тобой придется драться… Я обо всем этом забыл… но теперь вспоминаю.

Я вздохнул.

- Мой дедушка дал мне боксерскую грушу и научил меня бить по ней.

«Это Бобби Аллардек, - говорил он. - Врежь ему как следует!»

- Ты что, серьезно?

- Спроси у Холли. Она знает.

- Какие же сволочи!