Все эти люди - болгарин, водопроводчик, слесарь, клерк - были очень заняты своим делом. Именно таких, как они, потом назовут 'частным сектором', самозанятыми. Они думали, что, если им хватит времени, удастся спасти что-нибудь, что еще не украли нацисты, наши местные фашисты, русские или коммунисты, которым удалось вернуться домой из-за границы. Они чувствовали, что таков их патриотический долг - прибрать к рукам что-то, что еще можно прибрать к рукам, поэтому приступили к своей работе по 'спасению'. Они спасали не только свои пожитки, но и чужие, тащили всё, пока всё это не исчезло в вещмешках русских солдат или в кошельках коммунистов. Таких спасателей было не так уж много, но они были невероятно трудолюбивы. Что касается остальных, девяти или более миллионов жителей страны - знаешь, их сейчас называют 'народ' - они, то есть - мы, были по-прежнему парализованы и пассивно наблюдали, как по-настоящему заинтересованные люди продолжали воровать во имя 'народа'. Фашистская 'Стрела и крест' грабила нас уже несколько недель. Спасение было подобно крайне заразной чуме. У евреев отняли всё имущество: сначала - квартиры, потом - землю, бизнес, фабрики, аптеки, конторы, и, наконец, жизнь. Это сделали не самозанятые из частного сектора, а само государство. Потом пришли русские. Они тоже грабили сутки напролет, ходили по домам и квартирам. Потом, когда они ушли, пришли обученные Москвой коммунисты с ручными тележками. Теперь уж они точно научились обескровливать народ.
Народ! Знаешь ли ты, что это? Кто эти люди? Мы с тобой - 'народ'? Потому что сейчас все усердно утверждают, что делают всё во имя 'народа', 'народных масс', 'пролетариата'. Помню, как я удивилась, когда однажды летом, много лет назад, во время сбора урожая, мы с мужем остановились в одном поместьи, и сын помещика, маленький мальчик с белокурыми локонами, вбежал в столовую и восторженно крикнул: 'Мама, мама! С одним пролетарием только что произошел инцидент - ему отрезало палец косилкой!'. Мы покровительственно кивнули, дескать, устами младенца глаголет истина. А сейчас все - часть массы: пролетариат, аристократы, даже люди вроде нас. Подумай: ведь мы никогда не были в таком единении - 'народ' и все остальные - как в течение тех нескольких недель. когда пришли коммунисты, потому что коммунисты были экспертами. Когда они воровали, это была не кража, а реституция. Знаешь, что такое 'реституция'? 'Народ' понятия не имел, что это. Когда прогрессивные деятели приняли законы, там было сказано: 'Принадлежавшее вам больше вам не принадлежит: теперь оно принадлежит государству', и народ просто таращил глаза. Кажется, не осталось ничего, что не принадлежало бы государству.
Народ испытывал меньше презрения к грабителям-русским, чем к этим исполненным энтузиазма поставщикам социальной справедливости, которые сегодня 'спасают' картину знаменитого английского художника из квартиры иностранца, на следующий день завладевают старинной фамильной коллекцией кружев или какими-нибудь золотыми зубами классово чуждого дедушки. Когда они принимались грабить во имя 'народа', народ просто молча глазел. Или незаметно плевался. Русские шарили повсюду с надменным равнодушием. Мы этого и ожидали. Они это всё выстрадали, еще у себя дома, действительно очень сильно пострадали. Русские не спорили о реституции или социальной справедливости, они просто грабили и раздевали.
Вот видишь! Я разволновалась от этих мыслей. Передай мне одеколон, хочу смочить лоб.