Лазарь курил, слушал и наблюдал за танцующими. Я не видела его год, и теперь он мне казался совершенным незнакомцем...Он излучал такое невероятное одиночество, словно жил на Северном полюсе. Одиночество и спокойствие. Грустное спокойствие. Я вдруг поняла, что он перестал чего-либо хотеть: он не хотел счастья, не хотел успеха, может быть, больше не хотел писать. Всё, чего он хотел - это узнать мир, понять его, постичь его правду...Он был лысым и всегда выглядел так, словно вежливо скучает. В то же время в нем было что-то от буддистского монаха, его слегка косые глаза непостижимым образом смотрели на мир, невозможно было сказать, думает ли он о чем-нибудь.
Когда мы выпили свой черный кофе, он сказал:
- Я могу быть с вами честен?
- Я ничего не боюсь, - ответила я.
- Послушайте, - сказал Лазарь сурово. - Никто не имеет права вмешиваться в чужую жизнь, и я - не исключение. Но Петер - мой друг...не в дешевом поверхностном смысле слова. У меня очень мало друзей. Этот мужчина, ваш муж, хранит волшебные воспоминания о вашей молодости и свои тайны. То, что я хочу сказать, может звучать несколько драматично.
Я сидела умиротворенная, как добрая правительница маленькой страны. Я была высечена из камня.
- Продолжайте, - сказала я Лазарю.
- Хорошо, скажу вам как можно грубее. Забудьте об этом!
- Действительно грубо, - сказала я. - Но не понимаю, что нужно забыть?
- Петера, сиреневую ленту и особу с сиреневой лентой. Понимаете? Я говорю грубо, как в кино. Забудьте...Вы не ведаете, что творите. Расчесываете рану, которая начала заживать. Эта рана больше не кровоточит. Кровь начала сворачиваться. Покрылась очень тонкой корочкой. Я наблюдаю за вашей жизнью много лет, наблюдаю за развитием этой ситуации. Теперь вы хотите прощупать рану. Но предупреждаю - если вы ее будете щупать, вы ее расцарапаете ногтями, кровь будет повсюду...Что-то - на самом деле кто-то - в нем может истечь кровью.
- Это настолько опасно? - спросила я, наблюдая за танцующими.
- Думаю, да, - ответил Лазарь, тщательно всё обдумав. - Именно настолько опасно.
- Значит, я просто должна это сделать, - сказала я.
Что-то такое было в моем голосе - какой-то хриплый звон или дрожь...Лазарь взял меня за руку.
- Будьте терпеливы. Повремените с этим, - умолял он. Он был очень взволнован.
- Нет, - ответила я. - Я не буду это откладывать. Меня обманывали пять лет. Мне хуже, чем женщинам, чьи мужья - вероломные одуревшие идиоты, волочащиеся за каждой юбкой. Пять лет я воевала с кем-то, кого не видела в лицо, с кем-то, кто жил с нами в доме, как призрак. Ну, с меня хватит. Не могу больше сдерживать свои чувства. Пусть мой враг будет существом из плоти и крови, а не призраком...Вы как-то сказали, что правда всегда проще, чем кажется.
- Проще, - попытался успокоить меня Лазарь, - и безмерно опаснее.
- Ну так пусть будет опасно, - сказала я. - Что может быть хуже, чем жить с человеком, который мне не принадлежит?...Который скрывает какие-то воспоминания и пытается освободиться от того, что чувствует и помнит, потому что это желание ему не пристало?...Разве не вы сами мне об этом сказали? Ну так пусть признается в недостойном желании, пусть пойдет к ней и отдаст ей свою честь и достоинство.
- Это невозможно, - голос Лазаря дрожал от волнения. - Это его убьет.
- Мы в любом случае погибнем, - спокойно ответила я. - Ребенок от этого умер. Я фактически превратилась в сомнамбулу. Знаю, что иду к пропасти, к границе между жизнью и смертью. Пожалуйста, не вмешивайтесь, пожалуйста, не повышайте голос, иначе я упаду. Помогите, если можете. Я связала свою жизнь с его жизнью, потому что любила его. И думала, что он любит меня... Пять лет я жила с мужчиной, сердце которого никогда не принадлежало мне полностью. Я делала всё возможное для того, чтобы он был моим. Пыталась его понять. Утешала себя невозможными объяснениями. Говорила себе, что он - мужчина, он гордый, мужчина своего класса, одинокий мужчина. Но это всё была ложь. Потом я попыталась привязать его к себе самыми крепкими человеческими узами - ребенком. Мне это не удалось. Почему? Можете мне объяснить, почему?... Это просто судьба?...Или что-то другое?...Вы - писатель, умный человек, сообщник, свидетель жизни Петера...почему вы сейчас молчите? Иногда мне кажется, что вы причастны ко всему этому, ко всему, что случилось. У вас есть власть над душой Петера.
- Когда-то власть была, - ответил Лазарь, - но мне пришлось делить ее с кем-то еще. Вы тоже должны быть готовы ею поделиться. Так все смогут выжить, - сказал он в смущенном замешательстве.
Я никогда не видела этого, по-видимому, самоуверенного, но одинокого мужчину столь неуверенным в себе. Буддистский монах теперь был просто обычным человеком, который с радостью бы сбежал, чтобы не отвечать на такие болезненные и опасные вопросы. Но я не могла его отпустить.
- Вы лучше меня знаете, что любовью поделиться нельзя, - возразила я.
- Это клише, - раздраженно ответил Лазарь и закурил. - Поделиться можно всем. Особенно - в любви.