Я понял, что это был единственный ее способ всё мне рассказать. В конце концов, у нее не было со мной связи и никаких юридических рычагов влияния. Проблему нескольких десятилетий нельзя решить с помощью одной драматической сцены или громкого спора. Так или иначе, что-то в итоге надо будет сделать. Может быть, за это время что-то случилось, а я не знал. Три женщины в моей жизни - моя мать, моя жена и Юдит - ничего мне не рассказали. Я был их общим интересом, они могли уладить это между собой каким-то образом, мне просто нужно было сообщить результат. В итоге Юдит покинула дом моей матери и уехала за границу. Но даже об этом я узнал лишь позже, когда мой друг-полицейский сделал несколько запросов в паспортный стол. Она уехала в Англию. Также я узнал, что это - не мгновенное решение под действием порыва, она это обдумывала некоторое время.
Три женщины хранили молчание. Одна из них уехала. Другая - моя мать - ничего не говорила, просто страдала. Третья - моя жена - ждала и наблюдала. К тому времени она уже знала всё или почти всё. Действовала она осмотрительно, так, как велела ей культура, состояние и ум. Я тебе не могу передать, какой она была тактичной! Что делать утонченной, культурной женщине, если она узнает, что ее муж - в большой беде, и уже давно, что он отдалился от нее, что на самом деле он отдалился ото всех, что он одинок, безнадежно дрейфует, и что возможно, только возможно, где-то есть женщина, с которой он мог бы разделить в течение краткого отрезка своей жизни это гнетущее одиночество? Естественно, она борется. Она ждет, наблюдает и живет в надежде. Делает всё возможное, чтобы наслаждаться наилучшими отношениями с мужем. Потом она устает. Начинает терять контроль над собой. Бывают моменты, когда любая женщина придет в бешенство...ее душа кричит от раненой гордости и чистейшей животной страсти. Потом она успокаивается, становится покорной, хотя бы просто потому, что больше ничего не может сделать.
Нет, погоди минутку. Подозреваю, что покорной она никогда не стала...Но это - уже детали, клочки эмоций. Уже ничего не поделаешь. В один прекрасный день она отпускает мужа.
Юдит исчезла, и никто о ней больше не говорил. Как я уже тебе сказал, впечатление было такое, словно ее зашили в мешок. Молчание о ней, о женщине, которая, в конце концов, проработала в доме моей матери большую часть жизни, было столь подозрительным, словно они просто уволили нерадивого коммивояжера. Вот она была здесь, а вот - исчезла. Слуги приходят и уходят. Как там говорят эти охающие домохозяйки? 'Я тебе говорила, они все - змеи подколодные на хорошей зарплате. Разве это не странно: у них есть всё, что им нужно, но им всё мало?'. Это правда, Юдит всё было мало. Однажды она проснулась, вспомнила какое-то событие, и захотела всё. Вот почему она уехала.
Я заболел. Не сразу, только через шесть месяцев после ее отъезда. Это была не опустошительная болезнь - она всего лишь была опасна для жизни. Врачи ничего не могли сделать, никто ничего сделать не мог. К тому времени я чувствовал, что даже я ничего сделать не могу. Что меня мучило? Трудно сказать. Конечно, проще всего было бы сказать, что в тот момент, когда эта женщина ушла - женщина, чья молодость прошла рядом со мной, чье тело и душа были для меня неким личным приглашением - мои подавляемые чувства к ней вспыхнули, как огонь в шахте. Все горючие вещества хранились на дне моей души...Это всё звучит очень мило. Но это - не совсем правда... Сказать ли: помимо удивления, помимо шока у меня возникла какая-то несколько странная отчужденность. Это тоже - часть правды, если не вся правда, и также верно, что сначала сильнее всего было задето мое тщеславие. Я точно знал, что Юдит уехала за границу из-за меня, и втайне испытывал облегчение: словно в доме прятался дикий зверь, а потом в один прекрасный день он сделал ноги, сбежал и скрылся в джунглях. Но в то же время я был обижен, потому что считал, что она не имела права уезжать. Словно мое личное имущество бросило мне вызов. Да, я был тщеславен. Но с тех пор прошло время.
Однажды я проснулся и понял, что скучаю по ней.