1b353ea713c73c68451a843e6ddfd834

  Мы оказались предоставлены сами себе. У мира - тонкий слух. Достаточно нескольких знаков, нескольких жестов, и изощренная шпионская сеть зависти, любопытства и злобы вскоре начнет что-то подозревать. Достаточно отклонить несколько приглашений или нанести ответный визит недостаточно быстро, не пойти в гости, приняв когда-то приглашение, и весь этот социальный улей начнет жужжать зашифрованными сообщениями о том, что кто-то собирается разрушить правящую иерархию, сообшениями о том, что у такой-то пары - 'проблемы'. Эти 'проблемы' действуют на распадающуюся семью так, как могли бы подействовать на инвалида, которого отправили в карантин из-за инфекции: словно местный врач прикрепил на входной двери дома сообщение красными буквами. С семьей, у которой проблемы, начинают обращаться немного более деликатно, с некой сдержанной насмешливостью. Конечно, люди надеются, что разразится скандал. Когда дело касается других, ничего люди не жаждут столь страстно, как полного распада. Они жаждут этого просто лихорадочно, эта лихорадка - форма чумы. Ты заходишь один в кафе или в ресторан, и они начинают шептаться: 'Вы слышали? У них проблемы. Они разводятся. Муж соблазнил лучшую подругу жены'. Вот на что они надеются. А если пойдешь куда-то с женой, они всё равно будут за тобой следить, будут собираться вместе и бормотать с видом знатоков: 'Они по-прежнему ходят вместе, но это ничего не значит. Это - просто для вида'. И мало-помалу ты начинаешь понимать, что они правы, даже если не знают правду, даже если все их доказательства держатся на неведении и лжи. В важных вопросах человеческих интересов общество обладает непостижимо надежными знаниями. Лазарь однажды сказал мне полушутя, что нет ничего более правдивого, чем злословие. В целом у людей нет друг от друга тайн. Он сказал. что люди ловят тайны друг друга на коротких волнах, на волнах, которые проникают в глубочайшие бездны нащих душ, и наши слова и поступки - лишь последствия этого проникновения. Думаю, он был прав. Именно так мы и жили. Начали постепенно отдаляться друг от друга. Словно я готовился к эмиграции, понимаешь. Ходишь и думаешь, что твои сотрудники, твоя семья ни о чем не догадывается, а на самом деле все уже знают, что ты ходил в посольство и купил билет. Родственники разговаривают с тобой терпеливо и осторожно, как с безумцем или преступником, как с человеком, которого нужно пожалеть, но правда в том, что они уже позвонили в полицию и скорую помощь, именно в таких условиях ты и должен жить.

  Человек невольно узнает об этом, и его начинают терзать подозрения. Он начинает говорить осторожно, взвешивать каждое слово. Нет ничего более сложного, чем деконструкция ситуации, на конструирование которой ушло время. Это столь же сложно, как попытаться снести собор. Столь многого может быть жаль...но, конечно, не существует более тяжкого греха против себя или супруги, чем во время кризиса дать волю эмоциям.

  На то, чтобы понять свои права в жизни, нужно много времени: понять, в какой мере твоя жизнь принадлежит тебе, в какой мере она определяется твоими чувствами и памятью. Ты ведь видишь, как безнадежно я заперт в узилище своего класса? Для меня всё это было сложным правовым вопросом, сопряженным с сепарацией. Это был подлинный бунт против моей семьи и моего положения в обществе. И действительно правовой вопрос, связанный не только с разводом и алиментами. Люди связаны другими законами. В такие времена все ночи напролет раздумываешь над вопросом: 'Что я получил? Что отдал? Что я должен?'. И такие вопросы задаешь себе не только по ночам, но и при свете дня, в толпе, на улице. Ужасные вопросы. Мне понадобилось много лет, чтобы понять, что помимо всех наших обязательств сущесвует право на основе неписаного закона, который сочинили не люди, а Творец. Это право - умереть в одиночестве. Понимаешь?