2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника

— [Мир Божий]… соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе.

Эту фразу мне не удалось быстро осмыслить, потому что мое сознание и так было перегружено. Я еще не успел разобраться с тем, чем плохо «человеческое разумение». Но несмотря на то что некоторые вещи я еще не был готов принять, в целом меня очень впечатлило это выступление. Тогда я еще не понимал, что все это были цитаты из Библии. Когда выступление закончилось, ноги будто сами понесли меня к оратору, который сходил с возвышения.

— Скажите, пожалуйста, вы обращались сейчас именно ко мне?

Он удивился:

— Нет. Я цитировал слова из Священного Писания. Морис, находившийся поблизости, слышал мой вопрос, а потому подошел и сказал:

— Если все, что было сказано, ты принял на свой счет, значит, речь действительно была обращена к тебе. Да, друг мой, Господь и правда близко.

И тут ему в голову пришла простая, но гениальная идея.

— Хочешь посмотреть текст, в котором есть эти слова?

Я и представить не мог, что это древний текст, таким актуальным и адресованным лично мне он показался!

— Да, пожалуйста, покажите мне его.

— Тогда пойдем со мной.

Мы пересекли площадь и вошли в приходской дом. Морис открыл шкаф, вытащил оттуда Библию и раскрыл передо мной. Там черным по белому были написаны те строки, которые так потрясли меня в соборе. Морис внимательно смотрел на меня. Вероятно, он понимал, что сопротивление мое сломлено. Подняв книгу к самому моему носу, он спросил:

— Хочешь взять ее себе?

Я стоял шокированный, потерянный. Что же мне делать? Опыт общения с христианами убедил меня, что Библия просто оправдание для бесчисленных разрушительных войн, бесчинств инквизиции, интриг и борьбы за власть. Моя личная история, равно как и вся история Ватикана, свидетельствовала сама за себя. Это была хроника преступлений. Поэтому я не желал брать Библию в руки, даже когда мне ее предлагали в качестве подарка. Я стоял неподвижно, будто прирос к земле. Вот это дилемма! С одной стороны, ханжи, не знающие ни жизни, ни любви, обожают цитировать эту книгу. Я презирал их и ни в грош не ставил. С другой стороны, всего несколько минут назад текст Писания показался мне таким близким, будто специально для меня созданным. Эти слова глубоко тронули меня, поэтому сейчас практически невозможно было отказаться от того, чтобы принять подарок. И все же я не мог решить, какую позицию стоит занять. Мне становилось дурно от мысли, что придется взять в руки книгу. В глазах потемнело, как будто я вот-вот потеряю сознание. Смущенно и неуверенно я протянул руку и взял лишь ее краешек, будто Морис протягивал мне раскаленные угли. Я был готов в любую минуту разжать пальцы. Лицо у меня горело. Мне было стыдно за себя. Может, моя душа распознала подлинного Господина, а потому запылала? Если бы я мог в ту минуту видеть свое отражение в зеркале, то наверняка решил бы, что я смешон, и поиздевался бы над выражением этого лица, как я издевался раньше над жалкими вечно улыбающимися христианами, всегда и везде носящимися со своей Библией. Более всего меня раздражала мысль, что кто-то может теперь и меня причислить к той самой группе елейно-медовых верующих.

Я покидал приходской дом в смятении. Люди, увидев меня со Священным Писанием, сочтут, что я один из тех святош-лицемеров! Какой позор! Надо спрятать книгу под полой пиджака. Господи! Что же это со мной случилось? Прощаясь с Морисом, я устроил еще одну провокацию, заявив с вызовом:

— Напечатанный текст не в счет, понятно? Сегодняшняя история вовсе не доказывает, что Иисус говорил со мной! Морис ничего не ответил, только улыбнулся. Он помнил, что в своей молитве я просил, чтобы Бог обратился ко мне напрямую, а не через напечатанные в священной книге стихи.

Так завершился субботний вечер. А в воскресенье в девять утра я снова должен был встретиться с пастором Реем.

— Как дела? Как ты себя чувствуешь сегодня? — спросил он, подходя ко мне.

— Уж не знаю, как здесь у вас все устроено, но Иисус со мной пока не говорил. Ему некуда спешить, да? Прошло уже полдня с тех пор, как вы обещали мне, что наше общение состоится.

Морис сказал, что мне надо проявить терпение. И добавил:

— Я уверен, что Он обратится к тебе.

Но я не мог представить, как Некто, живший 2000 лет назад в Палестине, явится в Лозанну и заговорит с таким ничтожным человеком, как я. У меня такая картинка не укладывалась в голове. Зато в нее внезапно пришла идея.

— Морис, а что, если вы изгоните бесов еще раз? Может, у вас получится лучше, и Он поспешит?

Как я уже говорил, на протяжении моей жизни все, что было важно, достигало меня со второго раза. К тому же я все еще сомневался в тех истинах, которые пастор пытался до меня донести.

— Ну так что вы думаете о моем предложении?

— С удовольствием повторю свою молитву, если ты действительно этого хочешь, — сказал он своим глубоким добрым басом.

И повторил то, что делал накануне. Во имя Христа он второй раз изгнал силы тьмы из моих тела и души, на этот раз повелев им оставить меня навсегда. А в конце прибавил:

— Все сделано на совесть. Ты точно сможешь слышать Иисуса.