2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника

В то утро я был немного более открыт и более благосклонно принимал уговоры. Однако в целом настрой мой оставался скептическим. Наверное, я все же ожидал красочного и впечатляющего ритуала изгнания бесов. Возможно, мне представлялось, что меня поднимет над землей облако из роз. Но театральных эффектов не было — ни в первый, ни во второй раз. Во время второго сеанса экзорцизма я просто сидел на стуле. Сердце билось учащенно, и больше ничего. В десять часов в соборе началась служба. Эдми Коттье, которую позже я прозвал повивальной бабкой при моем втором рождении, пригласила меня пойти с ней. Сначала я не хотел идти:

— Я не христианин. Я не принадлежу Церкви, зачем мне там присутствовать?

— Уверена, ты кое-что там для себя отыщешь, — упрямо повторяла моя опекунша. — Пойдем, это очень важно. Сам увидишь.

Эдми продолжала настаивать, и в конце концов я согласился. Я шел медленно, неохотно, делая одолжение пожилой женщине, которую уважал. При этом я был приятно удивлен тем, что в собор направлялись очень симпатичные девушки. Любопытно, что эти красотки находят интересного в старинном здании церкви? «Зато мне будет на что посмотреть во время службы», — утешал я себя, поглядывая на них.

Глава 10. Вхождение в церковь

Когда я вошел в собор, меня ждала еще одна неожиданность. Я собирался увидеть там мрачных старух в черном, полушепотом передающих сплетни, обсуждающих суеверия и то, во что одеты соседки. Мне представлялось, что у священника будет отсутствующее выражение лица и что он будет радоваться, если церковь окажется хотя бы на четверть заполнена. Я предполагал, что члены общины будут больше похожи на мумий, чем на обычных людей. Такую печальную картину я наблюдал в храмах Италии и Испании. Их я посещал в качестве туриста, чтобы полюбоваться хранящимися там произведениями искусства. Но в Лозанне передо мной предстало совсем другое зрелище. Среди посетителей было много и пожилых, и молодых. Одеты все были вполне современно, многие в джинсах. Народу пришло столько, что помещение с трудом вмещало всех желающих. Сидячих мест было восемьсот, а всего община насчитывала около двух с половиной тысяч человек. Звучала приятная музыка, создавая особую, радостную атмосферу. Музыканты играли на акустических и бас-гитарах, а также на синтезаторе. Дети сидели на полу маленькими группками — для них стульев не хватило. При виде этой картины я открыл рот от удивления. Мне давно не доводилось бывать на службе, и оттого я думал, что все это — отжившая древность. Мне казалось, что современный человек ни за что не захочет подолгу находиться под мрачными сводами церкви.

Мы с Эдми протиснулись сквозь плотную толпу на входе и принялись искать два свободных места рядом. Они были впереди — близко к алтарю. Началась экуменическая служба: ее вели пять протестантских пасторов и два католических священника.

— Это в честь «Дней покаяния и молитвы». Таким встречам и общим службам придают большое значение, — пояснила моя спутница.

Я не очень понимал смысл происходящего, поэтому отвлекся, начал считать окна, изучать архитектурное убранство и стиль колонн. А еще слушал музыку и глазел на красивых девчонок. Разные мысли мелькали в это время в моем сознании, но они не имели никакого отношения к тому, что происходило у алтаря. Ближе к концу этого действа один из священников повернулся к конгрегации и возгласил:

— Блаженны званные на Вечерю Господню!

Все вокруг стихло. То, что произошло далее, я считаю самым главным и, безусловно, поворотным событием моей жизни. Эдми повернулась и тихонько шепнула мне на ухо:

— Давай, Клаус, подойди и ты к причастию!

Я внезапно почувствовал к ней резкую неприязнь и захотел сделать назло. Зачем мне участвовать в этой Трапезе?

Это годится для нее и для других христиан. Сейчас позвали их всех, но не меня. Меня на праздник жизни никто не приглашал. Да и вообще я особо никогда в таких празднествах не участвовал. Если мне надо было приобщиться к чему-то важному, я всегда старался сделаться незаметным, почти что невидимым. Ох, как часто мне приходилось проходить через черный ход! С одной стороны, получается, что всю свою жизнь я бывал незваным гостем. Меня отвергали, гнали вон. Так было в школе, дома, в церкви — везде. Началось это, можно сказать, еще до моего рождения: даже в материнской утробе я был нежеланным. Как же я сам, без особого приглашения, могу присоединиться к числу «призванных» и «блаженных»?

Эдми ничего этого не понимала, поэтому я таким же шепотом ответил ей:

— Нет, это не для меня. Это для вас и для всех остальных христиан.

— Неправда, ты тоже призван, идем же.

Она не сдавалась и была уверена, что «мой час настал».

— Нет, — упорствовал я. — Я не хочу и не могу подойти, оставьте меня в покое. Я не христианин.

Это прозвучало довольно грубо. Боже, как же она достала меня своей настойчивостью!

— Что я здесь забыл? Мне ничего не нужно! Поймите раз и навсегда: это не для меня! Я не стану одним из вас.

— Все равно, Клаус, подойди, — не сдавалась Эдми. — Я уверена, что это именно то, что тебе сейчас нужно.