2

куриного бульона, приятно пахло сухими травами. Все, что в хижине валялось, теперь прибрано,

разложено по предназначенным для этого местам. Стол чисто выскоблен, накрыт, только кушаний

пока не подано, дожидаются своего часа. Щекой хирдманн почувствовал мягкость, приподнявшись,

разглядел, что лежит на полу, но под головой — подушка, накрыт легким одеялом: пустыня по

ночам шутить не любит, днем берет измором и жарой, а ночью — холодом. Во дворе горел

небольшой костерок. Вейлин, поднялся, чувствуя, как от усилия трясутся ноги и руки. Ругнулся

про себя, что умудрился измотать до такой степени почти совершенную машину убийства.

Пошатываясь, выполз во двор. Возле костерка хлопотала Янина. Ну, как хлопотала, тоже еле

ползала, но она доделала все, что не успел хирдманн и, умудрившись-таки добыть огонь, сварила

супец, который так восхитительно пах, что желудок воина вновь напомнил о себе острой резью.

Вейлин пошатнулся, едва не свалившись в костер, ведьма успела подхватить его под руки.

Покачиваясь, опираясь друг на друга, доползли до скамьи, что стояла рядом с дощатым столом под

навесом, неподалеку от хижины. Медленно шаркая ногами, Янина принесла посуду из шкафа.

Стащила котел с рогатины и волоком, стараясь поменьше расплескивать, дотащила до стола.

165

16

Хирдманн мог только смотреть, как она старается, не в силах даже поднять руки. Янина наполнила

глиняные чашки и поставила их на стол. За все это время никто из них не промолвил ни слова,

экономя силы. Ведьма и хирдманн припали к живительному бульону, тянули, обжигаясь, горячую

жидкость. Опустевшие чашки Янина наполнила вновь. Суп выпили весь, прикрыли разварившееся

мясо и взявшись за ручки котла, уволокли его в хижину. Вейлин помнил утреннее пробуждение и

до сих пор ощущал жжение — лицо опухло и пошло волдырями — отдыхать-то в пустыне надо в

укрытии, а то мало ли, когда придется проснуться. Если придется. Хваленная способность

восстанавливаться быстро куда-то запропала у обоих. Лицо Янины выглядело немногим лучше,

вместо волдырей проявилась краснота и глаза отекли так, что выглядели как щелочки. Янина

забралась в гамак, благодарно что-то прошелестев — голос у нее пока не восстановился. Хирдманн

улегся на полу в хижине, где все еще лежала его подушка, подложив под себя еще какое-то тряпье

бывшей хозяйки. Они моментально уснули. И сон их был тих и спокоен. Напоенные и

накормленные, друзья спали, восстанавливая силы.

Рассвет застал их на ногах — животные накормлены, напоены, пристроены в бывшие

обиталища, очередной неосторожный куренок распрощался с жизнью, возрождая силы ведьмы и

хирдманна в виде наваристого бульона. Сегодня они попробовали подкрепиться мясом —

вчерашним, оказавшимся на диво вкусным даже без соли. В оазисе хозяйничали, словно

собирались остаться надолго, восстанавливали все, что могли. Вновь выкопали небольшой

котлован под стекающую из родника воду, с наслаждением выкупались по очереди. Вейлин ушел

собирать хворост для костра, пока Янина плескалась, а ведьма занялась благоустройством хижины,

пока хирдманн отмывался.

Дни текли неторопливо. Ведьма и хирдманн разговаривали мало, лишь по делу. Не потому,

что сердились друг на друга, памятуя былую вражду, а лишь потому, что оба не отличались особой

разговорчивостью. И ведьма и хирдманн часто с тоской вспоминали астронома, оставшегося в

Третьем круге, его способность любой день, любое событие превращать в «День» и в «Событие».

Его разговорчивость, умение выворачиваться из любых ситуаций, способность радоваться жизни.

И у них вошло в привычку почти каждый день навещать круговины. Янина каждый раз пробовала

открыть их, но по-прежнему неудачно. Ее ведьмовские силы возрождались очень медленно, их

хватало теперь лишь на повседневную магию — типа зажигания огня и тому подобное. Раньше

Янина никогда не использовала свои силы для таких мелочей. Костер, зажженный при помощи

магии, пылал и без дров, но мог поглотить все, находящееся рядом, если вовремя этому не

воспрепятствовать. Слишком банально, и бар Катарина приучала своих сестер хозяйничать без

применения колдовства. А теперь — вот, приходилось зажигать жалкое пламя -.

Рассветы сменялись закатами, сезон дождей сменил засуху. Вылили положенное ливни,

оазис вскипел в коротком периоде цветения. Живность расплодилась, позволяя разнообразить стол

блюдами из дичи. Потом налетели ветра, занося все вокруг песком. И лишь смена сезонов

166

16

позволяла разбивать унылую череду прошедших дней. И ожидание, постоянное ожидание чуда не

давало впадать в отчаяние. Однажды среди ночи, Янина проснулась с бешено колотящимся

сердцем от своего собственного крика. Разбуженный хирдманн вскочил из своего гамака — они