2

то, что не смог удержать могущество, за то, что не дал сбыться предначертанному, прикован и

беспомощен, стоит на коленях. Спешенный пощаде не просил. Отдавая должное поверженному

врагу, Селена не услышала ни слова мольбы. Сделала еще один шаг — воздух снова сгустился, свет

изменился и потемнел, став багровым. Подняла трясущуюся от нетерпения руку, замахиваясь

ударить по глазам, чтобы погасить этот непонятный пламень. Уговаривала себя не спешить, что в

ее распоряжении — вечность, она сможет отомстить за всю свою переломанную жизнь, за

похищенных кровниц, за судьбу целого клана, который теперь почти исчез с лица Зории. А бывший

Магистр стоял на коленях перед своей бывшей возлюбленной, от неразделенных чувств к которой

он наворотил такого, что простить себя не смог бы и сам — теперь, когда схлынули наваждения и

обещания темнобородого. Вечность — достаточное время для осознания своих ошибок.

Очистившись от всего мелочного, подленького и грязного, бывший фон Реймер смог измениться.

Нынешний он понял бы ее отказ тогда, давным-давно, в Турске, и не было бы ничего этого.

Поэтому последний раз полюбовавшись на прекрасное, ставшее более мрачным, лицо девушки, он

потупился, ожидая удара, который навеки лишит его зрения. Он не сомневался, что темнобородый

не потрудится возвращать ему глаза — зачем, если можно таким образом добавить мучений в

беспросветную жизнь падшего... Ожидание удара было пострашнее самого удара. Но его все не

было и не было. Бывший черный дракон приоткрыл глаза — Селена замерла, пристально

разглядывая его, потом бросила зазвеневшую иглу на стол, порывисто схватила мальчика за руку,

обняла:

- Пойдем отсюда. Он не достоин этого. Я ПРОЩАЮ ЕГО! Я ПРОЩАЮ ЕГО ЗА ВСЕ, ЧТО ОН

СОТВОРИЛ НА ЗОРИИ! Я ПРОЩАЮ ЕМУ ВСЕ ТО ЗЛО, ЧТО ОН ПРИЧИНИЛ ЛИЧНО МНЕ!

Пусть он будет в хронилищах лишь по воле темнобородого, а я отпускаю его.

Повернулась и, с усилием толкнула тяжеленную дверь, со скрипом проржавленных петель

открывшуюся все в ту же пыльную залу. Она вышла в зал вместе с мальчиком, и приблизилась к

Хрону, который успел развлечься со своими узниками и встретил их в облике чешуйчатого

монстра, с остроносой морды которого стекала кровь:

- Чем ты меня порадуешь? Враг твоего клана повержен? Ты сделала с ним что-то этакое? Мерзкое и

кровавое? Ну, позволь же мне полюбоваться на результаты, не томи, - говоря, он неуловимо-

текучим движением возвращался в обличье истинного темнобородого. Селена отошла, открыла

92

92

тяжелую дверь настежь — удивительно, но сейчас она подалась без скрипа. Бывший Торнвальд

продолжал стоять на коленях, по-прежнему прикованный к металлическому столбу.

- Детка, что это? Тебе мало инструментов? Или нужен помощник? Что случилось?

- Я прощаю его, - сил не осталось даже на крик, внезапно подступила многовековая усталость,

голос предательски захрипел в конце фразы, - я прощаю ему все зло, которое он натворил. В конце

концов, часть именно его крови течет в венах Вальда-младшего, а он бы не одобрил. Я не могу

добить и без того поверженного врага, я слишком хорошо помню своего мальчика, чтобы стать той

сукой, которой ты хочешь.

Стены всех хронилищ покачнулись, на этот раз так сильно, что на стенах зазмеились трещины, из

которых выползали, злобно шипя змеи, мохноногие пауки показались из углов и, передвигаясь с

немыслимой для них скоростью, вновь заткали углы сплошными полотнами, закружилась пыль в

сумеречном свете. Темнобородый недовольно нахмурил кустистые брови:

- Тайамант, иди-ка сюда. Ты сможешь рассказать мне, что тут произошло до моего появления?

Бывшая любимица с опаской приблизившись к Хрону, пала ниц возле его окровавленных и

пыльных босых ступней, смотрела преданно исподлобья, боясь не угодить хоть в чем-то:

- Она гоняла нас по залу, потом он, - указала на бывшего толстяка, - Он что-то сделал с голосом и

глазами, попросил её помощи и она заплакала, даже плетку бросила. Она помнит, она помнит, кем

была раньше. А ты говорил, что она не будет. Ты говорил, что палач должен быть бесстрастен и не

предвзят… А потом зашаталось все, и она снова начала нас подгонять, а потом каменюки убирала,

жалостливая, тварь, - захныкала, жалуясь, протягивая руки, покрытые ссадинами и

кровоподтеками, некогда столь прекрасные.

- Молодец, девочка. Еще пару-сотен веков и я, может быть, прощу тебя. Что для тебя годы, если у

нас есть вся вечность?

Тайамант, склонившись над ногами темнобородого, обняла, приподняв одну стопу и начала жадно,

причмокивая, целовать ее, поднимаясь выше, перешла на внутреннюю сторону бедра, приближаясь

к столь желанному для нее предмету. Хрон некоторое время наблюдал за падшей, потом брезгливо

отстранился:

- Ну будет, будет. Твое время еще не наступило — я же не сказал, что отпущу тебя прямо сейчас!

Пока ты остаешься с ними.

Униженная Тайамант с криком бросилась к надсмотрщице, зная не понаслышке, что на властелина