200 дней до приказа

Варя, кажется, полностью уверовавшая в якутские методы народной

медицины.

– Ладно, что там дальше? – вздохнул Соколов.

– Дальше написано: раскурить смесь из трѐх трав, я уже

приготовила.

– Как это раскурить? Я курить не умею, – Кузя сделал последнюю

попытку выйти из игры.

– Там же написано! Поджечь и раздувать, чтобы тлело.

Постепенно сарай заполнился едким вонючим газом. У Матрѐнки

были две возможности: немедленно выздороветь или в муках умереть,

услышав этот дикий запах.

Чувствуя себя даже не клоуном, а шарлатаном, Соколов принялся

за заклинания.

– Манути, Юси, Кутанга, Хоморту…

Следуя инструкции, Варя подхватила бубен и принялась бить в

него, стараясь попасть в такт произносимым Кузей заклинаниям.

Если бы Вакутагин случайно оказался в этом неприметном

сарайчике, быть может, он бы понял, что Якутия не так уж и далеко.

У каждого человека есть своѐ место в армейской иерархии.

Кто-то майор, а кто-то – прапорщик. Кто-то, кто сейчас стал

командиром роты, явно быть им не должен был. Проблема в том, что

солдаты – они живые, и если очень долго этого не замечать, это может

привести к совершенно непредсказуемым последствиям.

Умудрѐнный тесным общением с комроты, Гунько делился в

паузах между затяжками с сослуживцами своим видением операции по

борьбе с курением.

– Ты не знаешь Шматко, если он курить бросает, значит, все

должны бросить…

86

– А если он худеть захочет, мы что, тоже на диете сидеть

должны? – недопонял Нелипа.

– Почему курим? – Шматко явно подслушивал под дверью, иначе

как он мог взяться именно здесь и именно в этот момент.

– Так мы же в курилке, – попытался отстоять свои права Гунько.

– Я вижу, что вы в курилке, я спрашиваю, почему курим? –

продолжал следовать одному ему понятной логике Шматко.

– Товарищ лейтенант, здесь же разрешается, – не сказал –

проплакал Лавров.

– Разрешается командиром и запрещается командиром, ваш

командир кто?

– Но вы же запретили в туалете, – попытался выправить

ситуацию Нелипа.

– Я запретил везде, где могу быть я. А я могу быть везде… Дым

вреден везде, в том числе и в специально отведѐнных местах. Так что

забычковали – и в урну. Делай раз! Делай два!

Сигареты были выброшены, но что-то продолжало гореть,

вероятно, естественная тяга к справедливости.

– Но товарищ лейтенант, где же нам…

– Дома, – прикольнулся Шматко, – вернѐтесь домой, можете пить,

курить. Хотя не советую. А здесь за вас отвечаю я – пришли вы годными

к строевой, и уйти должны тоже годными к строевой, даже к двум

строевым.

– Так мы уже годные, – обиделся Щур.

Что касается Щура, он, вероятно, уже даже несколько перележал

срок годности.

– Это ты, что ли, у нас годный? – смерил Шматко Щура. – Сто

подъѐмов с переворотом сделаешь?

– Никак нет.

– А если кто сделает? – почувствовал свой шанс Гунько. – А если

кто сделает сто подъѐмов?

87

– Тот Алина Кабаева, – довольный своей шуткой, глухо всхрапнул

Шматко, вероятно, этот звук должен был изображать смех.

– А всѐ-таки, товарищ лейтенант, если кто-нибудь сотку

сделает? – гнул своѐ Гунько.

– Сотку? Тогда можете курить все, – разрешил Шматко.

– И в туалете? – решил уточнить Нелипа.

– Да хоть у меня дома, – снова всхрапывая, подтвердил Шматко.

Соколов-старший сегодня решил подработать будильником.

Главным его недостатком было то, что никто не знал, где находится

кнопка, с помощью которое можно было бы его выключить.

Соколов-младший и Варя сладко спали после ночи в компании

Матрѐны, бубна, трав и дюжины заклинаний.

– Дрыхнете, значит?! В трюме течь, а они спят! – проорал дед. –

Шаманы хреновы, хотя… Я вас не виню – вы хотели как лучше…

На этом месте Кузьма начал соображать.

– Чѐ случилось?

– Померла наша Матрѐнка! Летальный исход, короче, вскрытие

покажет! Вставайте, Матрѐнку поминать будем!

Организация поминок заняла ровно столько времени, сколько

понадобилось деду, чтобы поставить на стол бутылку и подвинуть

табуретку.

Матрѐну было жалко. Всем. Лица у Вари и Кузьмы были лицами

раскаявшихся убийц, дед был, как всегда, невозмутим.

– Я ведь потом уже подумал, олень – это ж крупный рогатый скот,

а тут совсем ещѐ телѐнок. И не крупный, и рогов ещѐ толком нету…

Передозировка, наверное… Это точно!

Содержимое стопок ухнуло, обжигая пищеводы, – трио

выпивающих предстало перед мамой Кузи.

88

– Не поняла, чего это вы с утра пораньше?

– Мы, мать, Матрѐну поминаем, – взял слово дед, хотя,

собственно, когда он его клал.

– А что с ней?

– Проходи, мать, садись, – с интонацией психиатра с

полувековым стажем продолжал дед.

– Я спрашиваю, что с Матрѐнкой? – не хотела успокоиться мать.

– Передозировка! Зашаманили! Бери, Зоя, стакан…

– Так это, она ж живая…

– Да! Вечно живая, – дед налил до краѐв.

– Ты что, дед, с печки упал?! Только что при мне встала, поела

нормально – впервые за неделю!

– Не знаю, – дед был невозмутим, – я в пять утра зашѐл, а она

лежит, ни «бе», ни «ме». Полный штиль.