200 километров до суда... Четыре повести

Валя Бессонова мучительно переживала вот такое свое положение. Она выросла в семье военного инженера, окруженная любовью отца, мамы и бабушки. Ее решение уехать из дому было трагедией для родных. Она разругалась с ними, уехала и не взяла из самолюбия даже свои зимние вещи. Теперь она мучилась и переживала: выходит, отец был прав, не пуская ее из дому? Выходит, он был прав, говоря, что журавль в небе — это институт, куда ей надо поступать, а не строить в мечтах воздушные замки? Стоило бы Вале написать домой, что она хочет вернуться, и ей немедленно прислали бы денег. Но она не делала этого. Валя хотела быть самостоятельной. Как ни донимали ее горькие мысли, она все же не соглашалась с отцом насчет того, что ее журавль — институт. Потому все плохо, думала она, что по чьему-то недомыслию их привезли в поселок, где они вовсе не нужны.

Девчонки по бригаде соглашались с Валей. Они копили деньги на лето, чтоб добраться до Хабаровска и уже оттуда попасть на настоящую стройку. Хоть в непролазную тайгу, хоть на льдину, хоть к черту на рога, лишь бы все там были равными.

Чтоб без щеголих в беличьих шубках и без Жень Полуниных в шикарных бурках…

Макароны сварились, всей бригадой сели за стол. Ели молча и быстро — только вилки стучали по железным мискам.

На кухню с кастрюлькой зашла Вика Обушко, миниатюрная девушка, похожая на японочку. Метнула на девчонок скошенные глаза, поставила на плиту кастрюльку, покрутила в ней ложкой. Девчонки не обратили на нее внимания. С тех пор, как Вика с подружкой Томкой переметнулась со стройки в швейную мастерскую, они питались отдельно.

— Девочки, не расходитесь, — сказала после ужина Валя. — Надо одну вещь обсудить. Сейчас Катя расскажет.

Катя положила на стол блокнот, постоянно торчавший из кармана ее шерстяной кофты.

— Смотрите, девочки, что получается, — Катя была казначеем бригады, все отдавали ей зарплату, и она вела строгий учет расходам. — За десять дней на питание ушло сорок семь рублей. Ну, десять рублей на кино, пять на свет получится, пять пусть за воду и пятнадцать за общежитие. Остается, — Катя заглянула в блокнот, — остается семьсот сорок рублей. Двести откладываем на билеты, двести — рассчитаться с подъемными, а триста сорок чистенькие. Ну, что я предлагаю? Давайте покупать одежду, каждому по очереди. У всех нет зимних пальто. Давайте начнем с пальто и сразу кому-нибудь купим. В магазине висят все размеры, с песцом, сто пятьдесят рублей, очень современный фасон.

Девочки оживились.

— Первой Шуре купим, — предложила Рита Снежкова, самая молчаливая, тихая девушка с задумчивым лицом.

— Почему мне? — Шура обрадовалась, заерзала на табуретке, закраснелась, и все поняли, что протестует она только из вежливости.

— Надо же с кого-то начинать, — Катя была страшенно довольна, что ее предложение приняли. — В том месяце следующему купим, потом следующему.

— Ну, это чепуха! — возразила Маша. — Пока до последнего очередь дойдет, лето придет. Зачем мне или тебе летом зимнее пальто? А Шура к тому времени свое сносит.

— Тогда как же? — растерянно развела руками Катя.

Вика перестала мешать суп в кастрюльке, обернулась к девчонкам.

— Хоть вы обижаетесь, но я вам одну вещь скажу. — Вике очень хотелось загладить свою вину перед ними за уход из бригады. Она говорила быстро, боясь, что ее оборвут: — В пошивочной в кредит шьют и пальто, и платья, и костюмы. Мы с Томкой уже пальто заказали. Всего девяносто пять рублей. Без песца, ну так что? Можно с цигейкой, можно с черненьким каракулем.

— А цвет какой? — деловито перебила ее Маша.

— Там всего один цвет — желтоватый.

— Не страшно, — решила Валя. — Зато все сразу оденемся.

— Я могу попросить, чтоб быстрее пошили.

Лед тронулся, примирение состоялось, и Вика готова была плясать от радости.

На кухню осторожно заглянула Томка — узнать, почему Вика долго разогревает суп. Поняла, что Вика прощена, а раз Вика, то и она, и смело вошла на кухню.

Чем дальше в лес, тем больше дров. Девчонки разошлись и строили новые планы. Надо всем купить коньки с ботинками и лыжные костюмы. И не толкаться вечерами на кухне, а ходить на каток. На заливе вечерами гоняют шайбу доморощенные хоккеисты под началом Сашки Старовойтова, а его крохотная жена-машинистка носится меж ними на коньках, посвистывая милицейским свистком. По вечерам, вокруг зимующих во льду барж и катеров раскатывают парочки, преимущественно мужья с женами, а холостые парни рвут стометровки и пятисотки, точно готовятся прорваться в чемпионы мира или, на худший случай, страны.

— Все, девочки, решено! Чем мы хуже других? — горячо говорила Валя, и глаза ее алмазно светились в пушистых ресницах, а ямочки на щеках подрагивали, — Завтра заказываем пальто и покупаем коньки. А еще…

В это время в белое морозное окно туго ударили снежки — раз и другой. Девчонки вздрогнули, замерли, потом укоризненно обернулись к Кате. Катя сердито повела плечом, сердито убрала за ухо соломенную прядку волос.

— Ну, при чем здесь я? — возмутилась она.