200 километров до суда... Четыре повести

— Понимаю, — отчего-то весело сказал он. — Вы примерно пятидесятые, кто приходит ко мне поступать на курсы. А курсов-то никаких нет.

— Как нет? — удивилась Катя. — Ведь объявление же!

— Объявление есть, а курсов не будет. Уважаемая газета допустила ляп: наше прошлогоднее объявление тиснула. У них это бывает, — охотно рассказывал Петя Алферов, отстегивая ремни крепления. Он высвободил из лыж ноги, подошел поближе к девчонкам и продолжал: — Но если бы, девушки, и были курсы, я бы вас все равно не взял.

— Почему? — Катя обиженно прикусила губу и умоляюще уставилась на Петю, точно в эту секунду решалось, быть ей или не быть капитаном катера.

— Потому что море у нас коварное, штормит всю дорогу, надо баржи таскать, а буксиры в шторм жи-ик — и нету. Тут мужчины не выдерживают, не то что ваш нежный пол.

На губах Алферова, играла улыбка — похоже, ему доставляло удовольствие растолковывать девчонкам столь простые для него, но неведомые им истины. И с той же, улыбкой он продолжал:

— Вообще же, курсы у нас работают, но это, как бы вам сказать, наши внутренние курсы. Учатся ребята, которые приехали осенью по комсомольскому набору.

— Мы тоже приехали, — с достоинством заметила Валя.

— А-а, то-то я смотрю, где-то вас видел, — дружески кивнул Алферов. — Но что поделаешь — людей у нас достаточно, даже перебор некоторый.

Алферов проводил девчонок до калитки, вернее, до зубчатой верхушки штакетной калитки, выглядывавшей из крепкого снежного наста, посоветовал не печалиться, попрощался, и девчонки в расстроенных чувствах поплелись в поселок.

— А он симпатичный, — сказала Маша уже после того, как они в молчании миновали порт.

— Ничего особенного, — ответила Катя.

— Задавака он, — сказала Валя.

Вечером Валя, Катя и Маша сидели в жаркой конторке автобазы. Кадровик, лысый дядечка, начисто простуженный, с горячечным румянцем на бугристых щеках беспрерывно чихал, то и дело прикладывал к распухшему красному носу платок, деликатно сморкался и говорил примерно то же, что и Петя Алферов:

— Видите ли, девушки… А-а-пчхи!.. Извините… — Он тыкался носом в платок. — Работа — каторга. Трасса — не приведи бог. Перевалы, ущелья, зимой пурги, летом… И-и… А-а-пчхи-и!.. Вот напасть! Извините… Женщин мы не берем. Случается, мужчины не выдерживают… Аа-а… а-а-пчхи!.. Ну что ты будешь делать?.. — Кадровик поспешно выхватил из ящика стола сухой носовой платок.

— У вас, наверно, температура? — сочувственно спросила Валя.

— Есть, — кадровик забросил в рот таблетку, огляделся в поисках, должно быть, графина с водой, но графина не оказалось. Он, морщась, разжевал таблетку, проглотил и пожаловался. — На куропаток ходил в выходной — в трещину провалился, будь они прокляты. — Он снова звучно и протяжно чихнул, извинился и спросил: — Так вы меня поняли, девушки?

Катя вдруг шмыгнула носом, захлопала ресницами, и из глаз ее в два ручья потекли слезы.

— Вот мы какие несчастные, — всхлипывая, проговорила она. — Никуда нас не берут… Это же несправедливо. Ну что вам жалко взять нас на курсы?..

Катя обливалась слезами и жалобно канючила, а Валя с Машей изумленно уставились на нее, не понимая, что это с ней произошло. Больной кадровик расчувствовался. Он дважды подряд чихнул, поспешно сказал:

— Ну вот, разве можно так расстраиваться?.. Так и быть, зачислю вас на курсы. Потом посмотрим: может, любительские права дадим, может, на местных перевозках используем. Завтра несите заявления.

Обрадованные таким поворотом, девчонки поспешили попрощаться, дабы кадровик не передумал и не изменил решения.

— Зря ты расплакалась, — упрекнула на улице Валя Катю. — Что он теперь о нас подумает?

Катя рассмеялась:

— А чем его иначе проймешь? Я думала-думала и решила зареветь. Я в школе в драмкружке лучше всех плакала.

— Неужели ты нарочно? — не поверила Маша.

— Конечно. Надо только вспомнить в эту минуту что-нибудь печальное. Я вспомнила, как нашего соседа хоронили. Такой хороший человек был и ни с того ни с сего умер от сердца. На елку дома игрушки вешал, и вдруг это случилось. Представляете, все Новый год встречают, а у них похороны.

— Настоящая актриса, — сказала Валя, и непонятно было, осуждает она Катю или одобряет.

На курсы шоферов девчонки поступили всей бригадой, а вместе с ними и Вика с Томкой.

Уламывать кадровика, который вел набор, никому не пришлось. Тактика, выработанная у плиты на кухне, не подвела. К кадровику отправлялись по двое, от силы по трое. В карманах держали готовые заявления и флакончики с нашатырем.

Нашатырь нюхали в коридоре, а переступив порог конторки, начинали заливаться слезами. Слезы текли безудержно и очень натурально, голоса сами собой звучали жалобно и прямо-таки умоляюще.

Сломленный проклятой простудой и раздавленный температурой, добрый кадровик сам чуть не плакал, глядя на убитых горем девчонок, и безропотно писал на заявлениях: зачислить. К концу дня его увезли с работы в больницу, но к той печальной минуте все девчонки получили положительные резолюции.

Время потекло веселее, жизнь покатилась целенаправленней.