2000 метров над уровнем моря[= Аданешь]

— Ты чего такая встревоженная? — осторожно спросил я, заметив, что у Аданешь подрагивают руки.

— Нас засекли. Когда я вышла из участка, меня уже поджидали двое афарцев.

— Почему ты решила…

— Потому что их невозможно не узнать. Они гораздо темнее нас, и глаза… У них особенные глаза. Ты помнишь взгляд Мехрета? Хотя, как ты можешь помнить, ты ведь сразу в глаз схлопотал.

Я помнил тот взгляд. Мне хватило доли секунды, чтобы почувствовать, как он пронзает меня насквозь и словно буравит изнутри. Но я ничего не сказал Аданешь, я действительно очень быстро схлопотал по физиономии, да так, что вся правая часть лица до сих пор болела. И, кстати, сегодняшнее посещение врача, наложенные швы, которые сейчас спрятаны под полоской пластыря — все это результат того самого тумака. Признаться, я совсем не стыдился этого. Я ведь не какой-то там суперагент, я — сыщик. Ищейка. Мое дело находить людей, а не воевать с голиафами. Хотя, как показывает практика, и на этих громил находится управа — у кого-то в виде пращи, а у кого-то в виде банального пистолета.

— Они даже не подошли ко мне, — продолжала Аданешь, — просто стояли неподалеку и наблюдали. Поначалу я сделала вид, что не заметила их, а потом побежала. Слава Богу, город я знаю хорошо, попетляла немного и оторвалась. Но, боюсь, они скоро появятся здесь. Надо бежать.

И она бросилась к выходу. Мы с Наташей последовали за ней. Нырнув в какой-то узкий переулок, Аданешь остановилась.

— В аэропорт нам лучше не соваться, они наверняка уже ждут нас там, — сказала она. — У тебя есть какие-нибудь идеи?

Я на секунду задумался, и вдруг меня осенило.

— Корабль! Наш корабль, советский. Стоит у причала. Ну, помнишь, я показывал тебе, а ты еще бочку на меня стала катить…

— Говори дальше, — перебила Аданешь, видимо не совсем поняв насчет бочки, но не желая сейчас в это вникать.

— Так я и говорю. Бежим в порт. Наши моряки — народ гостеприимный. Спрячемся на корабле, а там уж будем думать, что дальше делать.

— Мне эта идея нравится, — сказала Аданешь и, наконец, улыбнулась. — Наташа, как насчет немножко побегать?

Девочка стояла, испуганно хлопая глазами и держась за меня. Она только молча кивнула и сильнее вцепилась в мою руку.

— Вот они! — прошептала Аданешь, кивнув в направлении клиники через дорогу.

Афарцев было двое, оба с головы до пят одеты во все черное. Один из них собирался было войти в клинику, но его товарищ оглянулся и неожиданно встретился взглядом с Аданешь, смотревшей на них из-за угла. Аданешь рванула с места, как заправский спринтер. Мы с Наташей еле поспевали за ней.

На наше счастье, эта часть города сплошь состояла из узких улочек и переулков. Минут через пять нам удалось запутать следы, и мы оторвались от преследователей. Но успокаиваться было рано. Чудом ориентируясь в этих лабиринтах, Аданешь, наконец, вывела нас к порту. Вход на территорию был свободный, мы без труда пробрались к причалу и подошли к великолепному, кажущемуся вблизи просто гигантским, черному с белой надстройкой, красавцу-кораблю, на круглой корме которого красовалась гордая надпись «Иртыш». Возле трапа прогуливался светловолосый мужичок с пышными усами и бакенбардами.

— Добрый день! — поздоровался я.

— Ба! — воскликнул мужичок. — Земляк! Какими судьбами?

— Да вот, по работе. А вы?

— И мы, стало быть, по работе. Жмых вот грузить собираемся. А завтра вечером — домой, в Мурманск, — сказал мужичок, сделав ударение на последнем слоге. — Меня Тимофеем величать, Петровичем. Старпом, то бишь старший помощник капитана. А эта черненькая, извините, с вами? — покосился он на Аданешь.

— Эта черненькая с ним, — резко ответила Аданешь, — и беленькая, кстати, тоже.

— Пардон, мадам! — смутился старпом.

— Мадемуазель, — поправила Аданешь.

Тимофей Петрович смутился еще больше, немного покряхтел и, наконец, произнес:

— Ну, милости прошу к нам в гости.

Поднявшись на борт и попетляв по узким коридорам, взобравшись по крутым лестницам, последняя из которых была заботливо устлана ковровой дорожкой, мы остановились у двери с надписью «капитан». Старпом постучал и вошел внутрь. Я шагнул за ним и очутился в просторной каюте. За большим письменным столом сидел сам капитан, мужчина лет сорока пяти, с характерной, слегка тронутой сединой бородкой. Увидев меня, капитан немного сощурился, но когда в каюту вошли Аданешь и Наташа, встал и слегка поклонился. Следом за нами в дверь заглянули еще двое моряков: невысокий, интеллигентного вида, брюнет и здоровенный белобрысый детина.

— Вот, Василий Егорыч, гостей привел, — весело сказал старпом. — Этот товарищ, стало быть, из наших, и девочка при них. А гражданочка…

— Из местных, — подсказала Аданешь.

— Ну, судя по тому, как вы легко говорите по-русски, тоже — наша, — улыбнулся капитан. — Проходите. Прошу, садитесь.

Посреди каюты располагался большой круглый полированный стол, а вокруг него, вдоль стены, невысокий диванчик.

— Позвольте представиться, — сказал я, снимая с плеча кофр. — Александр Суворов, журналист. А это — мои спутницы: Аданешь, тоже журналистка, и Наташа, моя племянница.