Как на войне, – подумал парень, отгоняя от себя окутывающее прилипчивое облако; что норовило поселиться в легких. Но откашлявшись, заметил: А оказывается, я стою напротив Михайловского корпуса Императорского дворца Габсбургов “Хофбур”.
– Вот жизнь была… никто не перечил, а только потакали, – представляя себе быт прежних хозяев дворца – беседуя, рядом остановились две девицы в строгой – армейской форме.
– Ничего не запрещалось, а если что: острой гильотиной голову долой, – и обе барышни, показав – как ему увиделось: свои скошенные на сторону лица, громко рассмеялись. Видимо важным для них было и то, чтобы именно он обратил свое внимание. И тонкий человек заметил, шепча теперь трубным – а не своим “не басом”:
– А мне указывают всякие. Убил бы за такое…
– Точно, – зашептал стройный житель теперь своим – дисконтирующим тенорком: – Если бы только дали такую возможность… Все бы сделал и спасибо сказал.
И сразу, будто ждало само проведение: какой-то чумазый и кудряво-волосатый – словно с рожками выскочка, появившийся как из-под земли – а по факту из-за широкой спины очередного многочисленного прохожего; в общем, этот невысокий и прихрамывающий, умудрился так точно и пресильно ударить своим – будто железным бортом, более слабое и физически недоразвитое плечо несостоявшегося художника, что тот страстно завыл. Но этот – другой, естественно не заметил – ведь при существенной разнице контактирующих потенциалов; проиграет обычно меньший. Вот и ударивший не стал останавливаться, а также по-ребячески – проворно рванул в этот самый дворец; что потиравшему свое ушибленное место даже почудилось: учавствуй он в олимпиаде по бегу, обязательно установит новый порядок – вернее, новый мировой рекорд.
– Ах-ты, – вырвалось у стонущего самоучки-рисовальщика. И нисколько не задумываясь, его ноги побежали следом. Видимо хотели помочь пострадавшему телу нападать тому подростку, за наглое к себе обращение. А может, и случайное невежество. Ведь по существующим европейским нормам, личность еще была неприкосновенна. Это потом, все кардинально измениться…
Но милая – с мелкими кудрями фрау на входе, остановив словно стальными – капиталистическими руками, тонко намекнула:
– Билет нужен юноша, чтобы попасть в храм западноевропейского искусства. В общем, если хочешь глазеть на наши экспонаты и интерьер, – плати.
– Я австриец и немец, – гордо – как ему показалось, заявлял обиженный гость. – И имею право смотреть на завещанное нам искусство.
Тут улыбка и снисхождение к глупцу соединились в ее словах:
– У нас культурная страна. И мы не делим людей по национальности: перед Богом все равны. Поэтому заплатить, тебе все равно придётся.
– Ты посмотри: снова, черная запрещает?! – в голове опять возникали чьи-то слова. Вот обиженный и заявил:
– Это куда годится? Если мне запрещают увидеть искусство народа, то для кого оно здесь хранится?
Да, понимание этого факта, превращалось для него в ледяной душ. Ушат – как говорится, был неприлично полон. И все же не остывая под ним, юноша не заметил или просто не придал должного значения: что какая-то вселившаяся сила, сперва порылась в нем самом: в мыслях и желаниях; а затем и в тощих карманах. Следовательно, не очень удивился, когда сам(!) – выбрав оттуда последнюю мелочь, левой безвольной рукой передавал приставучей крючко-нособразной женщине. Он только успел отметить, еще больше походя на свое наружное платье – то есть мрачнея:
– Это были последние на сегодня деньги. А за новые картинки, отдадут только в будущий понедельник…
Ведь хотя парень и считался у знакомых не самым бедным, занимать ему больше никто не спешил: он нигде не учился, а следовательно, стабильной работы никогда не будет: как рассчитается? И подобных босяков в Австрию, понаехало немало. В общем – так обиженный профессорами Академии искусств вошел внутрь храма.
Искусство встречало прохладой. Застегнув свое жаркое для улицы одеяние – становясь веселее, “шерстяной” с наслаждением прогуливался по нескончаемым залам; получая не только эстетическое, но и полноценное физическое удовлетворение. А так как внутреннее состояние больше не перегревалось, а внешнее – еще будоражило уже воспаленное воображение: масштаб былой власти Габсбургов легко завоёвывал очередного посетителя. Вся грандиозность: от массивных колонн на входе и статуй под потолок, до огромных размеров самих обставленных комнат; все подчеркивало величие над остальным миром – привычным для простых обывателей.
Медленно – переходя в управляемый транс, он с жадностью проглатывал представленные музеем образцы. Тем более, тут было на что посмотреть: роскошно-убранные – в смысле мебели помещения, были завалены различными предметами интерьера. Повыше их, сие великолепие дополнялось известными картинами. А довершали эту избранность, непрактичной дороговизны люстры, и над ними – расписные потолки.