Уже и гид этот вовсе не казался ему противным: похожим на пенку вскипающего молока. А тот, словно подтверждая неизбежное, а вернее расфуфыриваясь перед молодыми женщинами, погнал историю дальше:
– В средние века, разные германские императоры владели этим копьем. Однако за последние пять столетий, особого доверия у властьимущих к этой истории не было. Но…это если не считать Наполеона, потребовавшего копье себе – после победы при Аустерлице. И он, кстати, потом захватил полмира. На целый, его не хватило… – лектор еще пытался шутить.
– А дальше? – каким-то чужим голосом попросил подошедший.
И подчиненный лектор отчеканил:
– После разгрома наполеоновских войск, наконечник копья был тайно вывезен из Нюрнберга и спрятан у нас: в Вене. В моем любимом интимном месте.
Тут группа экскурсанток хихикнула, и продолжила путь по музею. Разочарованный гид поплелся следом: его информация оказывалась ненужной. Но молодой Гитлер, а ведь это был именно он, заворожено прислонился к витрине. Причем глаза, приобретали цвет подложки – материала под наконечником копья: крови.
– Очень знатная вещь, – тихо, чтобы никто не подслушал, произнес он. Ведь показалось, что старинное копье даже поблескивает – намекая на свою драгоценность. Хотя для остальных людей, важен был именно почерневший от времени железный наконечник, успокоившийся на мягком бархате. А также большой гвоздь, прикрепленный к нему темной проволокой. В общем, как теперь стало понятно: этот предмет не очень походил на привычные шедевры мирового искусства; но покоренного человека удерживала сила. В эту секунду Адольф понял, что наступает самый знаменательный момент в жизни. Преступное копье гипнотизировало долго. Все чудилось: убившее Иисуса оружие, расскажет свою страшную тайну – ускользнувшую от современников.
– Вот какие мастера были. Не то, что мы… Сила – это римская цивилизация. Вот, где истина, – так объяснял он свое новое влечение. И это случилось. Адольф покорился. Сознанием завладело новое чувство. Оно просило? Нет, – оно приказывало!
– Теперь ты знаешь, чего хочешь! Твои инстинкты не сломать!
И не в состоянии проанализировать смысл озвученного сознанием, Адольфу оставалось подчиниться. Позже, он запишет: “Копье стало магическим носителем откровения, открывающим прозрение в тот идеальный мир, где мое воображение казалось более реальным, чем настоящий материальный мир. Это было так, как если бы я столетия назад уже держал это копье в руках; и оно, вспомнив меня – отдавало свое могущество”.
Так что подумать: Как это может быть? И что за безумие овладело разумом и родило бурю на сердце, юный Гитлер не мог.
Музей закрывался, а бывший художник по-прежнему стоял заворожённым, перед самым кровавым оружием. Вскоре, его выталкивали из музея две жилистых сотрудницы, силой…
Но не прошло и чертовой дюжины часов, как парень снова явился к зданию. И дождавшись открытия, созерцал только его – смертельное оружие; ожидая новую тайну. Все остальное, теперь было не важно: по пути он быстро продал две самые лучшие – предоставленные для поступления в Академию работы. Поэтому вход в музей надолго, теперь останется свободным. И никакие картины ему больше не нужны. Если только батальные… Вот как толкали к оружию. А поселившийся – и обустроившийся в сознании голос, начинал им советовать:
– Не переживай. Сейчас подобные копья не нужны. У нас будет другое оружие: современное и массовое. И Адольф стал тереть пальцами сопроводительную информацию: “Сие копье, ранее принадлежало Византийским императорам – первый век нашей эры. Затем, императорам германских наций: Генриху птицелову, Барбароссе. После: Мамаю, Наполеону Бонапарту… Австрийскому фельдмаршалу Блюхеру.
– Стоп, – подтвердил все тот же голос в голове, – тут важное для тебя. Видишь – это самые великие полководцы всех времен и народов. Прежние властители мира. Сильнее, никого еще не было… И даже вопрос задал: – Ты хочешь стать сильным?!
Все-таки, лето в тот год было горячим. А Гитлер не заморачивался: каким образом появлялся чужой голос. Но сообщаемую им информацию усваивал. Тем более что ранее, ничего подобного не читал, не знал и соответственно, вспомнить что когда-то забыл – не мог. Она оказывалась точно в него вставленной – вся прожитая, двухтысячная история человечества:
Тот день был очень солнечным: 5 апреля 33 года. Вспоминал Гитлер и как сотник Лонгин, желая узнать: жив ли сын Бога – от нечеловеческой жары и чудовищных человеческих мучений, или отдал душу – не кольнул, а вонзил копье между кварта и квинта ребром тела. Так завершилась мелодия самой мирной мирской жизни.
– Эта реликвия особой важности, – напоминал проникающим тембром двухтысячелетний голос; вспоминая как тогда – именно он заставлял Лонгина взяться за копье и подойти к Иисусу. И поэтому, Лонгин не смог рассчитать силу укола. Помогли извне…
– Мы смогли победить Добро, – похвастался внутренний тембр.
– Теперь сам видишь, наши возможности почти безграничны!