Читаем _2020_10_28_03_57_12_770 полностью

Социальная и моральная атмосфера, в которой развёртывается действие романа «Подро-

сток», характеризуется разрушением семейств, аферами, азартными играми, в которых в одно

мгновение спускались и создавались состояния, разложением аристократии, мстительностью

оскорблённых мещан, бездомностью, самоубийствами вследствие нищеты или оскорблённой

гордости, браками по расчёту, шантажом, уголовщиной, утратой границы между «обществом»

и «дном».

Достоевский, как и всякий порядочный человек в России того времени, встретил

реформы Александра 2, особенно крестьянскую, с великим доверием и великой надеждой.

В предисловии «От автора» («Русский вестник, 1879 год), открывающем роман «Братья

Карамазовы», Достоевский называет своё произведение «жизнеописанием». Полностью замы-

сел такого «жизнеописания», разъясняет автор, должен осуществиться в двух романах, собы-

тия которых приурочены к двум знаменательнейшим эпохам русской жизни.

Первый роман, или вступительный – это «Братья Карамазовы», и действие его отнесено к

тому же времени, что и действие в «Преступлении и наказании» – романа о современном герое, современной России, вступившей в полосу преобразований, потрясений и ломки, о России

обновляющейся и – в то же время – России несбывшихся надежд и тягостных, безысходных

противоречий, но главное – о России, стоявшей в преддверии новой, ещё неясной и, может

быть, грозной эпохи.

Таково было время, когда жил сам Достоевский, время, о котором, обосновывая прин-

ципы своего реализма, он писал в 1868 году: «Порассказать толково то, что все мы, русские, пережили в последние десять лет в нашем духовном развитии, – да разве не закричат реалисты, что это фантазия! Между тем это исконный, настоящий реализм!»

Главным романом Достоевского оказался роман «вступительный» – единственный его

роман не о «теперешнем текущем моменте», а о прошлом, тринадцатилетней давности.

Сюжетный центр – катастрофа, преступление – убийство Фёдора Павловича Карамазова.

Преступление во всем своём ужасе и трагизме предстало Достоевскому в каторжных

бараках Омской крепости. С моральной беспощадностью бывшего каторжника и художествен-

ной мощью великого писателя представил он разные лики преступления на страницах «Запи-

сок из мёртвого дома» (у Герцена трагические образы этой книги вызвали ассоциации с фрес-

ками Микеланджело Буонарроти, а у Тургенева – с картинами «Дантова ада»).

Кольцо замкнулось. Тема, открытая «Записками из мёртвого дома», своеобразно завер-

шилась в «Братьях Карамазовых». Но не только завершилась – бесконечно усложнилась.

Распад и перестройка общественных связей переводится Достоевским и его героями в

более высокий – нравственный план. Речь идёт не столько о крахе «старой» морали и наступ-

лении «нового» аморализма, сколько о поразившей человечество страшной болезни – траге-

117

И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-

ления»

дии человеческой разобщённости, всеобщей «мирской злобы». Речь идёт и о способах и путях

преодоления ненормальной трагической разобщённости. «Формула» этой мысли, как сказал

Достоевский ещё в 1861 году, – «восстановление погибшего человека, задавленного неспра-

ведливо гнетом обстоятельств, застоя веков и общественных предрассудков».

Бунт героя Достоевского всегда «двусторонен». Одна его сторона – теоретическая, идейно-нравственная, мотивирующая, заключённая в сознании героя – во «внутреннем»

сюжете. Другая – практическая, действенная – претворение идеи в поступок или ряд поступ-

ков – это уже сфера «внешнего», событийного сюжета.

Таков Раскольников в «Преступлении и наказании»; он не идеолог, а тем более не фило-

соф, он – деятель, практик. Он ставит эксперимент на самом себе, проверяет свою способность

«переступить», стать выше и вне мира. Доказать себе, что он не «тварь дрожащая» и «право

имеет».

Иван Карамазов из «Братьев Карамазовых» наоборот – мыслитель, философ. Поэтому

деятель он совсем другого плана и иного масштаба, нежели Раскольников. Беспредельное отча-

яние Ивана Фёдоровича Карамазова не его личной неспособностью переступить, как у Рас-

кольникова, а трагической невозможностью «мысль разрешить», «непосильностью» волную-

щего его вопроса о самой основе бытия на земле.

На страницах романа будущий герой находится ещё в стадии «выделки» характера, в

стадии подготовленной к своей будущей деятельности – той деятельности, ради которой послал

его в мир старец Зосима.

Если братья Дмитрий и Иван должны вынести тяжкие муки и испытания во имя обрете-

ния нравственной истины, то Алексею эта истина дана Достоевским с самого начала, и труд-

ные испытания, которым он будет подвергнут, призваны не извлечь падшего героя из бездны, а

укрепить его для долгого, может быть бесконечного подвига, освободить от надежд на немед-

ленные плоды «деятельной любви», и скорую, очевидную справедливость.

Ответственность за состояние мира переносится Достоевским в сферу конкретного нрав-

ственного поступка, и каждый оказывается виновником в падении и грехах мира, и от каждого

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение