Читаем _2020_10_28_03_57_12_770 полностью

зависит приближение торжество истины. Окончательное перерождение и обновление челове-

чества наступит лишь тогда, когда все поймут неестественность «уединения»: «…так это про-

сто: в один бы день, в один бы час – все бы сразу устроилось! Главное – люби других, как

себя, вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо: тотчас найдёшь, как устро-

иться» (говорит герой рассказа Достоевского «Сон смешного человека»).

Но пока все это не устроилось, должен быть кто-то, кто покажет пример, понесёт знамя.

И таковыми являются герои Достоевского: Старец Зосима и Алексей Карамазов из «Братьев

Карамазовых», князь Мышкин в «Идиоте», странник Макар Долгорукий в «Подростке» и дру-

гие герои великого Достоевского. Таков и он сам.

Трагедия эпохи и состояла по Достоевскому в том, что у неё не оказалось объединяющей

идеи ни в верованиях, ни в философии, ни в практической морали. «В наше время наплевать

на все общие принципы; в наше время не общие принципы, а одни только частные случаи» (Не

правда ли, странно читаются сегодня эти строки, написанные более ста лет назад?)

А раз так, то исчезает критерий, позволяющий различать, что добро, а что зло. В обще-

стве начинают блуждать «странные мысли». Один из персонажей «Подростка» провозглашает,

что «и подлец, и честный – это все одно и нет разницы», и так рассуждают не только отпе-

тые мерзавцы, это было бы полбеды, к такому выводу приходят и люди по исходным своим

качествам чистые, но слабые, неспособные разобраться в наступивших непонятных временах.

Тогда рождается проповедь пассивного ничегонеделания как наилучшего выхода из непрохо-

димой путаницы: «не надо ничего делать, ни доброго, ни дурного, или все равно – можно делать

и доброе, и дурное, а… лучше всего лежать, не снимая платья по месяцу, пить, да есть, да

спать – и только».

118

И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-

ления»

Это мораль отчаяния, но как не впасть в отчаяние, когда в замутившемся, переворошён-

ном мире даже добрые намерения оказываются камнями, которыми вымощен ад.

Вот в этот-то мир, сошедший со своей колеи, и брошен Подросток, неоперившийся два-

дцатилетний юноша Аркадий Долгорукий, брошен без руля и ветрил, без знания, во имя чего

жить, к чему стремиться.

Аркадий Долгорукий – юридически законнорожденный сын дворового, пятидесятилет-

него Макара Ивановича Долгорукого, женатого на дворовой же восемнадцатилетней Софье.

На самом деле его отцом является Версилов, богатый и образованный помещик, человек соро-

ковых годов. Такое положение взрастило в Подростке сложный комплекс противоречивых

чувств. Он стыдится своего происхождения, стыдится матери, угодничает перед вышестоя-

щими и сам стремится в высший дворянский круг, к которому принадлежит его отец.

Подросток вынашивает в себе идею стать «Ротшильдом» подобно тому, как Раскольни-

ков мечтает быть «Наполеоном». Но в Подростке нет целостности, он волнуем многими про-

тиворечивыми чувствами и преследует различные цели.

«Идея» послужила в романе основанием для нескольких сравнительно второстепенных

эпизодов, а «разгадка сфинкса», притяжение и отталкивание, любовь и ненависть к отцу стали

основой всего его сюжетного хода, его конфликтов и его развязки.

Достоевский сам и лучшие, любимейшие персонажи его возводили факт на высоту иде-

ала, или, точнее, искали в любом факте обыкновенной действительности, подтверждает или

опровергает он идеал.

Подросток потому и тянется к Версилову, что надеется, разгадав отца, не только объяс-

нить себе людей и мир, но и восстановить в себе пошатнувшуюся веру в идеал, столь необхо-

димую ему для устойчивого «благообразия», просветлённого существования.

Желание верить, принимаемое за саму веру, – это черта Шатова из «Бесов», черта, по

мнению Достоевского, присущая Герцену.

Согласно законам романного искусства, как их понимал Достоевский, внутреннее и эмо-

циональное содержание личности Версилова, сам его характер, должны были подтвердиться

и проясниться окончательно в его отношениях с женщинами. Достоевский создаёт двойной

конфликтный любовный узел. Версилов любит и Софью – свою невенчанную жену, – и вдову

Ахмакову. Софью он любит «гуманною и общечеловеческою любовью, чем просто любовью,

которою вообще любят женщин». К Ахмаковой же он пылает дикой, воспалённой страстью.

Но Ахмакова вместе с тем воплощение в женщине идеала Подростка. Однако, как бы ни

было идеально отношение Подростка к Ахмаковой, и в нем таится страсть, готовая вспыхнуть

и принять самые ярые формы. Он спит, он бредит, и во сне ему снится то, что наяву прячется

подсознательно, во сне он требует за компрометирующее Ахмакову письмо бесстыдный выкуп.

Отец с сыном, «влюблённые в один предмет», – это сюжетная ситуация «Братьев Кара-

мазовых». «Подросток» – роман во многом переходный, в нем повторяются мотивы прошлых

произведений Достоевского, и от него же тянутся нити к «Братьям Карамазовым», и не только

по зародышам сюжетных построений.

Ревность и любовь к Ахмаковой заставляют Подростка страстно желать вернуть Верси-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение