Читаем _2020_10_28_03_57_12_770 полностью

все «с ног на голову», смешавшей сословия, породившей нищету одних и обогащение других, давшей невиданную ранее свободу и неумение этой свободой пользоваться. Чем не сегодняш-

нее время?!

Не потому ли Макар Иванович, его образ мыслей и его понимание справедливости

названы Подростком коммунистическими? Сам Достоевский был противником западного

образа развития для России, он не верил в значение пролетариата, в России едва наметивше-

гося, но он понимал заманчивость идей коммунизма для русского человека. От проповеди

Макара до идеализации коммунизма – один шаг. Мне даже кажется, если бы коммунисты не

отвергли идеи Христианства, то социализм было бы построить куда проще и меньшей кровью.

Достоевский не поддаётся на умиление своих героев. Сам он настроен скептически по

отношению к будущему человечества. Он вкладывает в уста Версилова прогнозы, развитые

им в «Дневнике писателя» и повторенные затем в «Братьях Карамазовых». Версилов предска-

зывает всеобщее банкротство, попытки спасти порядок, страшную борьбу, в которой «после

семидесяти поражений нищие уничтожат акционеров, отберут у них акции и сядут на их место, акционерами же, разумеется».

Для Достоевского между материальным и духовным простирается неодолимая метафи-

зическая пропасть. Атеистической добродетелью можно достигнуть справедливости и счастья

только на очень короткий срок. В 7 главе 3 части романа Версилов рассказывает сыну о картине

Клода Лоррена «Асис и Галатея». Это один из знаменитейших эпизодов «Подростка», много-

кратно истолковывавшийся исследователями. Значение его действительно велико не только

для романа, но и для всего творчества писателя. С нескрываемым сочувствием создаёт автор

картины «золотого века», будущего коммунистического общежития. Но картины эти проник-

нуты грустью и болью. Начало атеистического века будет, по Достоевскому, концом, послед-

ним днём европейского человека. Несовершенные люди не выдержат гармонии и расколют ее,

как Версилов расколол драгоценный образ.

Для Достоевского Парижская коммуна не революционный набат, а похоронный звон.

В «Бесах» отношение Достоевского к революционному движению проникнуто неспокой-

ной ненавистью, в «Подростке» он ставит себя как бы над ситуацией, над схваткой, пытается

занять третью позицию.

Достоевский считал себя реалистом, а «Подросток» – романом реалистическим, он нико-

гда не признавал натуралистическое описательство за реализм. «Реализм, ограничивающийся

кончиком своего носа, – утверждал он, – опаснее самой безумной фантастики, потому что

слеп». Достоевский добивался зрячего реализма, проникающего сквозь пелену эмпирических

данностей в сущность событий и лиц. Этого же добивался и Толстой. Но Толстой искал выра-

жения в плавной полноте жизни, а если вводил катастрофы, то всецело подготавливал к ним

читателя предшествующими моментами. Достоевский же подстерегал проявление сущности в

крутых переломах событий, в том, что происходит вдруг.

При сопоставлении с такими романами, как «Преступление и наказание» или «Братья

Карамазовы», сюжетный каркас в «Подростке» оказывается несоизмеримо мал по сравнению

с глубоким его идейным, социально-философским содержанием. В «Преступлении и нака-

зании» диалектика идей сращена с диалектикой действия, и каждый идейный поворот под-

готовлен и обоснован сюжетными поворотами. В «Подростке» история попыток шантажиро-

вать Ахмакову не может создать искомого Достоевским исключительного катастрофического

напряжения. История шантажа растягивается, она недостаточно мотивирует поступки и взвин-

ченные состояния персонажей, она временами пропадает из повествования и не может поддер-

живать постоянного интереса к нему. Достоевский несколько раз многозначительно подчёр-

121

И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-

ления»

кивает вихревой напор совершающихся в романе событий, но читатель не всегда этот напор

ощущает. Поэтому «Подросток» не имеет такой популярности, как другие романы Достоев-

ского.Однако Достоевский просто по-другому проявляет здесь гениальную силу своего худо-

жественного дарования. Он выступает как проникновенный мастер изображения человеческой

психологии, его психологизм не носит самодовлеющего характера, связывает жизнь души с

жизнью объективной действительности. «Без фактов чувств не опишешь», – поясняет автор.

При создании романа Достоевскому пришлось разрешить чрезвычайную художествен-

ную трудность.

Главный герой – Аркадий, незрелый юноша. Его искания – стержень романа. Но именно

потому что Аркадий ещё незрелый подросток, его жизнь и с внешней, и с внутренней сто-

роны не может быть так интересна, как жизнь людей служебных по отношению к нему. И роб-

кая любовь Аркадия не может быть так драматична, как двоящаяся страсть Версилова к двум

женщинам. Душевная неустроенность Подростка не может придать ему центростремительного

значения в романе, каким обладает Макар Иванович. Достоевский опасался, что в обычном,

эпическом изложении другие персонажи заслонят собой Подростка. Писатель нашёл выход

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение