2030. Как современные тренды влияют друг на друга и на наше будущее

Экономика совместного потребления ставит под сомнение базовые допущения и ожидания, которых мы придерживались в течение поколений, а может быть, даже тысячелетий. В конечном счете что такое «американский образ жизни», если исключить стремление обладать вещами? Все американцы старше 40 лет выросли во времена, когда институт собственности воспринимался как нечто само собой разумеющееся, по крайней мере в так называемом свободном мире. Большие пласты нашей экономики сконцентрированы на поддержании нашего стремления покупать, иметь и пользоваться собственностью. Значительная часть правовой системы посвящена защите собственности. На протяжении всей нашей истории известные писатели и деятели придавали большое значение тому, кому и что принадлежит. Многие революционные концепции и манифесты (помните Карла Маркса?) призывали к отказу от частной собственности как к способу решения всех социальных проблем. Частная собственность долгое время была основой социальной иерархии, самой значительной причиной неравенства и мотиватором для совершения разных преступлений, в частности войн. Собственность составляет фундамент рыночной экономики и экономического обмена. Жилищная ипотека является таким же символом американской жизни, как яблочный пирог. Наполеон как-то назвал Великобританию нацией лавочников. Что ж, США тогда нация домовладельцев. По словам социолога из Стэнфордского университета Эндрю Валдера, право собственности – это «концентрированное выражение ролей, которые играют государство, политика, право и культура. Оно занимает центральное место в формировании структур социального неравенства и экономического роста».

Прежде мы определяли принадлежность к социальному классу, а соответственно, и степень успеха и счастья, в зависимости от наличия (отсутствия) у человека собственности: землевладельческая аристократия, лавочники, коммерческая и промышленная буржуазия, средний класс домовладельцев, пролетариат, издольщики и т. д. Технологии создают новую социальную категорию: «класс совместного пользования». Она определяет себя не через собственность, а через стиль жизни. За этим трендом в значительной мере скрываются технологические сдвиги и меняющиеся культурные ценности. Глагол «уберизировать» (uberize) вошел в обиход и даже был включен в такое престижное издание, как толковый словарь Collins English Dictionary: «внедрять (в отрасли) бизнес-модель, в которой услуги предоставляются по запросу путем прямого контакта между покупателем и поставщиком, обычно с применением мобильных технологий».

Все описываемое выше не имело бы столь большого потенциала для трансформации мира, если бы совместное пользование домами и автомобилями было единственным большим трендом, обусловленным цифровыми платформами. Совместное использование активов – лишь часть «коллаборативной экономики», в которую входят также P2P-кредитование, краудфандинг, краудсорсинг, перепродажи, коворкинг, совместный фриланс и многие другие способы онлайн-взаимодействия. Все платформы, которые были запущены в рамках коллаборативной экономики (или гиг-экономики), «обычно включают в себя базирующиеся на рейтингах торговые площадки и встроенные в приложения платежные системы, – пишет Натан Хеллер в The New Yorker. – Они дают возможность работать по собственному графику, а не вступать в ряды штатных сотрудников». Хотя многие из таких форм взаимодействия и совместного использования существуют многие века, реализующие их сейчас компании, по словам Бернарда Марра, «представляют не просто новое мышление или новые услуги, а новый путь эффективного использования информации для предоставления услуг людям тогда и там, где они требуются». В отсутствие приложений и системы обработки данных ни Uber, ни Lyft не приобрели бы популярность. Более того, многие компании, развивающие экономику совместного потребления, правильнее было бы назвать фасилитаторами. Сами они не производят товары и не поставляют услуги. Эти платформы снижают транзакционные издержки, делая взаимодействие более удобным и финансово доступным. «Полагаю, мы находимся в самом начале новой цивилизационной волны, – говорит предприниматель Кейтлин Коннорс. – Люди [теперь] могут работать без посредников, напрямую, используя общие идеи и бизнес-возможности». Главные вопросы на 2030 г. выглядят так: уменьшит ли коллаборативная экономика неравенство в мире или усилит его? Приведет ли она к исчезновению рабочих мест в нынешнем понимании? Поможет ли она справиться с экологическим кризисом?

«И будет мир единым»