Постепенно его глаза привыкли. Человек, задававший вопросы, был одет в зеленую униформу с расшитыми золотом эполетами, имевшими какое-то значение. У него было атлетическое телосложение, как у бегуна, и враждебное лицо с длинным шрамом в форме крючка, который тянулся от брови до нижней части щеки. Его нос был сжат в треугольник, как будто его много раз ломали и вправляли заново. В руках он держал нашивку с именем, которая была приклеена липучкой к летному костюму Веджа.
— Это не майор Ведж. Это просто Ведж. И только мои друзья называют меня так.
Человек в зеленой форме слегка нахмурился, как будто это задело его чувства. — Когда мы закончим здесь, ты захочешь видеть во мне друга. Он предложил Веджу сигарету, от которой тот отказался, махнув рукой. Человек в форме повторил свой вопрос. — Почему ты здесь?
Ведж моргнул. Он провел инвентаризацию пустой комнаты. Единственное окно с решеткой в углу, отбрасывающее квадрат света на влажный бетонный пол. Его кресло. Металлический стол. И еще один стул, на котором сейчас сидел этот человек. Судя по его эполетам, Ведж предположил, что он бригадный генерал. В дальнем углу комнаты стояло ведро, которое, как предположил Ведж, было его туалетом. В ближнем углу лежал коврик, который, как он предположил, был его кроватью. Над циновкой в стену были вделаны кандалы с цепью. Он понял, что они планировали удержать его, пока он спит — если они позволят ему спать. Комната была средневековой, за исключением одной камеры. Он висел высоко в центре потолка, у его основания мигала красная лампочка. Он записывал все подряд.
Ведж почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Он поймал себя на том, что думает о своем прадедушке, об историях об оружейных прицелах, отмеченных жирным карандашом на его козырьке, и о Паппи Бойингтоне, величайшем из морских асов. Паппи тоже оказался в плену, закончив войну в японском лагере для военнопленных. Он также подумал о том, как его дед бил змея и затылка на севере в I корпусе, в то время как дети дома курили травку и сжигали свои призывные карточки. Наконец, и в некотором смысле с наибольшей горечью, он подумал о своем собственном отце. Ведж боялся, что старик может считать себя ответственным, если его сын окажется гниющим в этой тюрьме. Ведж всегда хотел быть похожим на своего отца, даже если это убивало его. Впервые ему пришла в голову мысль, что это возможно.
Бригадир еще раз спросил его, почему он здесь.
Ведж сделал то, чему его учили, чего требовал Кодекс поведения: он ответил на вопрос бригадира, назвав только свое имя, звание и служебный номер.
— Это не то, о чем я вас спрашивал, — сказал бригадир. — Я спросил, почему ты здесь.
Ведж повторился.
Бригадир кивнул, как будто понял. Он обошел комнату, пока не встал позади Веджа. Бригадир положил обе руки на плечи Веджа, позволив трем пальцам своей искалеченной правой руки по-крабьи поползти к основанию шеи Веджа. — Единственный способ разрешить эту ситуацию — работать вместе, майор Митчелл. Нравится вам это или нет, но вы вторглись на чужую территорию. Мы имеем право знать, почему вы здесь, чтобы мы могли решить эту проблему. Никто не хочет дальнейшей эскалации конфликта .
Ведж взглянул на камеру в центре потолка. Он повторил это в третий раз.
— Вам поможет, если я выключу это? — спросил бригадир, глядя в камеру. — Ты мог бы сказать только мне. Все не обязательно должно быть записано .
Ведж знал из своих тренировок по выживанию, что бригадир пытался втереться в доверие, а затем через это доверие добиться признания. Целью допроса была не информация, а скорее контроль — эмоциональный контроль. Как только этот контроль будет взят — предпочтительно путем установления взаимопонимания, но так же часто с помощью запугивания или даже насилия, — информация потечет рекой. Но что-то не сходилось с этим бригадиром: его звание (он был слишком старшим, чтобы быть следователем первой линии), его шрамы (у него их было слишком много, чтобы сделать карьеру в разведке) и его форма (Ведж знал достаточно, чтобы признать, что он не был стандартным иранским военным). То, что чувствовал Ведж, было не более чем его интуицией, но он был пилотом, воспитанным в длинной череде пилотов, каждого из которых учили доверять своей хорошо развитой интуиции, как в кабине, так и вне ее. И именно его доверие к этой интуиции побудило его перейти в наступление, предпринять отчаянную попытку получить контроль над ситуацией.
Бригадир еще раз спросил Веджа, зачем он пришел.
На этот раз Ведж не назвал в ответ своего имени, звания и служебного номера. Вместо этого он сказал: — Я расскажу тебе, если ты расскажешь мне.
Бригадир казался удивленным, как будто причина его присутствия здесь была очевидна. — Я не уверен, что понимаю.
— Почему ты здесь? — спросил Ведж. — Если ты скажешь мне, тогда я скажу тебе.