Читаем 2034: Роман о следующей мировой войне полностью

2034: Роман о следующей мировой войне

Через три дня после того, как майор Митчелл пропал, его имя просочилось через кого-то из администрации в кабельную новостную сеть. Ведущая этого телеканала затем посетила дом семьи Митчеллов за пределами Канзас-Сити, штат Миссури, где она узнала интересную историю: четыре поколения летчиков-истребителей морской пехоты. Ведущая проводила свое интервью в гостиной, стены которой были увешаны памятными вещами почти столетней давности — от захваченных японских боевых флагов до забрызганного кровью летного комбинезона. На камеру отец майора Митчелла описывал своего сына, время от времени рассеянно глядя на задний двор, на дерево, в самую толстую ветку которого были воткнуты два ржавых стальных крепления качелей. Митчелл-старший рассказал о семье, о десятилетиях традиций, вплоть до своего собственного деда, который во время Второй мировой войны летал с хваленой эскадрильей "Черных овец". Сегмент включал фотографии молодого, красивого майора Криса "Веджа" Митчелла наряду с фотографиями его отца, его "Поп-музыки" и его "Поп-музыки". Смена поколений связывает Америку этого времени с Америкой другого времени, когда страна была в вершина его величия.

Видео появилось в Интернете, и в течение нескольких часов его посмотрели миллионы раз.

На заседании Совета национальной безопасности в Ситуационном центре на пятый день кризиса президент спросил, все ли видели этот фрагмент. Они все это сделали. #FreeWedge уже начал активно появляться в социальных сетях. Достаточно было выглянуть из любого окна Западного крыла, чтобы увидеть распространение черных флагов военнопленных, которые за ночь украсили горизонт Вашингтона. Президент вслух поинтересовался, почему бедственное положение этого единственного пилота, казалось, вызвало более глубокий отклик, чем гибель сотен моряков в Южно-Китайском море. В комнате стало очень тихо. Каждый сотрудник знал, что на ее столе на подпись лежат письма с соболезнованиями семьям "Левина", "Чанг-Хуна" и "Джона Пола Джонса". — Почему, — задала она риторический вопрос, — он имеет большее значение, чем они?

— Он напоминает о прошлом, мэм, — выпалил Чоудхури.

У него даже не было свободного места, он стоял у стены среди прочих сотрудников. Половина кабинета повернулась к нему лицом. Он тут же пожалел, что открыл рот. Он опустил взгляд на свои руки, как будто, отведя взгляд, он мог убедить комнату, что говорил кто-то другой, что его комментарий был каким-то странным актом чревовещания.

Твердым, но взвешенным тоном президент попросил его объясниться.

— Ведж — это звено в цепи, — нерешительно начал Чоудхури, постепенно обретая уверенность. — Его семья связывает нас с тем последним разом, когда мы победили военных равного уровня. Страна может интуитивно предвидеть, что может произойти. Встреча с ним напоминает людям о том, на что мы, как нация, способны. Вот почему они так увлечены им.

Никто не был ни согласен, ни не согласен с Чоудхури.

После нескольких секунд молчания президент сказала присутствующим, что у нее есть одна цель, и только одна цель, которая заключается в том, чтобы избежать эскалации, которая привела бы к конфликту между равными, о котором упоминал Чоудхури. — Это ясно? спросила она, переводя взгляд на тех, кто сидел за столом переговоров.

Все кивнули, но сохраняющееся напряжение делало очевидным, что не все согласны.

Затем президент встала со своего места во главе стола и вышла, за ней последовала вереница ее помощников. Гул разговоров возобновился. Различные секретари и руководители агентств вели боковые дискуссии, наклоняясь друг к другу так близко, как заговорщики, когда они просачивались в коридор. Пара младших помощников ворвалась в комнату и проверила, не осталось ли каких-либо конфиденциальных записок или посторонних документов.

Когда Чоудхури вернулся к своему столу, его нашел его босс, Трент Уайзкарвер. — Сэнди… — Подобно ребенку, который может определить, попал ли он в беду, по интонации голоса родителя, Чоудхури сразу понял, что Уискарвер был недоволен им за то, что он выступил на собрании вне очереди. Чоудхури начал увиливать, извиняясь за свою вспышку и заверяя, что это больше не повторится. Более десяти лет назад младший сын Уайзкарвера погиб во время пандемии коронавируса — события, которое многие приписывали ястребиному политическому пробуждению Уайзкарвера, и это сделало его искусным проецировать отцовскую вину на тех подчиненных, к которым он относился как к суррогатным детям.

— Сэнди, — повторил Умник, хотя теперь его голос звучал по-другому, немного мягче и примирительнее. — Сделай перерыв. Иди домой.