2039

На экране замелькали встревоженные лица, никто слова не сказал, только от дальнего стола Руслан Хусаинов осмелился пискнуть:

– Траву покрасить успеем?

Я переключил большой экран на последние новости с сегодняшнего заседания Корнуэльского института имморталистов, а на малом в напряжении следил за автомашиной директора.

Скурлатский почему-то сообщил о своем визите заранее то ли просто по старинке, как дань традиции, то ли с тонким расчетом, что буду перебирать все грешки и промахи и предстану несколько виноватым, а это значит, более податливым к давлению.

Раньше я такие нюансы не замечал, теперь схватываю, хотя сам и не пользуюсь, у нас другой коллектив, а за его рамки стараюсь не выходить, в недостаточно интеллектуальной атмосфере любителей футбола или вкусно поесть неинтересно и даже неуютно.

Черный лимузин проехал площадь наискось и плавно остановился перед подъездом нашего здания. На экранах дополненной реальности высветились данные автопилота и единственного пассажира, академика Скурлатского, профессора и доктора наук ряда крупнейших универов мира.

Сейчас старый, маститый и очень важный, но когда-то наделал шуму теорией о цикличности кризисов, связав со вспышками на Солнце, чем вызвал всеобщее негодование, дескать, отрицает свободную волю человека. Некоторое время блистал, но то ли его сломили, то ли сам устал воевать с дураками, смирился, начал принимать премии, звания, стал членом двух десятков международных академий, почетным доктором и все такое, однако бунтарский дух молодых ученых все же поощряет, покровительствует, прикрывает от нападок, словно еще помнит, как в покровительстве нуждался сам.

Правда, таких немного, теперь и наука стала прибыльным бизнесом, а в бизнес идут несколько другие люди, угодливые и податливые, поддакивающие и охотно развивающие идеи шефа, какими бы те ни были.

Меня он приметил еще со студенческой скамьи по моим редким работам, предложил место в коллективе, а когда я по излишней самоуверенности пару раз провалил полугосударственные проекты, защитил своим авторитетом и не позволил ни упечь, ни даже уволить.

На экранах видно, как Скурлатский, по-старчески неспешно и хватаясь за перила, поднялся по ступенькам в здание, в холле остановился для передохнуть, но осмотрелся с таким видом, словно намерен выставить все здание на продажу.

Лифта у нас нет, всего три этажа, я хотел было ринуться навстречу и помочь подняться, но он перевел дыхание и начал восхождение достаточно быстро, хотя за перила не просто хватался, но и наваливался всем весом.

Наверху лестницы третьего этажа остановился, восстанавливая дыхание, я все-таки вскочил в волнении и ждал в почтительнейшей позе, как местный сатрап всесильного халифа.

Наконец дверь распахнулась, узнав всесильного директора издали, я деревянно вышел из-за стола и сделал два протокольных шага навстречу.

– Макар Афанасьевич!.. Счастлив вас видеть!

Он величественно протянул мне руку, ладонь теплая, но рукопожатие слабое, что может говорить о слабой работе сердца и небольшом запасе лет жизни.

– У вас усталый вид, Чайльд Гарольд, – ответил он. – Простите, мое дурное воспитание в детстве сразу видит в вас Байрона… Тяжела шапка Мономаха?.. Ничего, будет еще тяжелее.

Я указал ему на мое кресло во главе стола, но он покачал головой и, придвинув свободный стул, сел, характерным для пожилого человека движением слегка опершись о сиденье обеими руками.

– Как работается? – поинтересовался он. – Знаю, вам не нравится, что не удаленка, но уж поверьте, когда несколько умов в одной комнате или пусть в разных, но рядом, творческий дух пробуждается чаще.

Я опустился в свое кресло. Скурлатский смотрит устало и умиротворенно, как человек, что свое дело уже сделал и теперь хочет посмотреть, кто сумеет сделать его лучше.

– В чем-то вы правы, – согласился я, сердце еще стучит в волнении часто-часто, но усмиряю, вдруг да неприятности будут небольшие. – Теряю время на дорогу, но здесь в самом деле… Такое пробуждается у крыс и леммингов, наверное?

Он сказал с ласковой насмешкой:

– Скажите еще у кузнечиков, что от скученности превращаются в грозную саранчу! И приобретают способность лететь сотни километров. Хотя, может быть, такое и для людей верно, хоть и не так заметно. Не вдавался в подробности, это просто опыт, который каждое поколение приобретает заново в определенном возрасте.

– Уже учитываю, – подтвердил я. – Старею, видать.

Он улыбнулся, но взгляд стал строже, мне даже показалось, что рассматривает меня с некоторой неприязнью и даже отвращением, как человека, что вдруг взял и положил ему на бумаги большую болотную жабу.

Я на всякий случай потупил глазки, а он вздохнул и сказал тяжелым голосом, словно начал ворочать большие обросшие мхом камни:

– Помню, вы предсказывали нынешний конфликт с самого начала своей карьеры футуролога, но вам не верили… Сейчас, похоже, частично сбывается.

– Цветочки, – проронил я.

Он спросил с гримасой неудовольствия:

– Будет жестче?

– Вы же чувствуете, – сказал я обвиняюще. – Это же последняя война человечества, не поняли?

Он хмыкнул.