2039

Я откинулся на спинку кресла, в доли секунды просмотрел заново весь разговор, сканируя и записи со всех четырех камер. Директор держался достойно, в то время как я горячился и спорил, но это можно отнести к возрастным особенностям, хотя в моей дерганости есть и ощущение некой неправоты, потому я где-то чуточку повышаю голос, а где-то торопливо перескакиваю на другой довод. Диана разобралась бы лучше…

И в тот же миг по ментальной связи прозвучал ее мягкий голос:

– Да, разобралась. Это ясно с первого взгляда, ты прав, но не хочешь обидеть старого учителя и всячески избегаешь жестких формулировок, из-за чего твои доводы становятся менее… весомыми.

Иванченко все еще нависает громадной тушей перед моим столом, Диана говорит по личной связи только со мной, я ответил ему усталым голосом, но так, чтобы слышали все:

– Он мудр, однако мудрость старого мира и старых ценностей может погубить мир. Потому мы, как новые варвары, должны безжалостно… или с жалостью, это неважно, рушить старый Рим ради Царства Небесного здесь на земле.

Иванченко просиял, словно я показал ему золотой ключ, которым вот прямо щас открою дверь в Сингулярность.

– Шеф!

– Отречемся от старого мира, – сказал я, – отряхнем его прах с наших ног.

– Весь мир насилья мы разрушим, – сказал он с чувством, – ну, а затем мы наш, мы новый мир построим!.. Блин, неужели апостолы уже тогда думали о сингулярности?.. Спасибо, шеф! Вы взбодрили всех… даже вздрючили!

Он убежал, словно окрыленный носорог, а я подумал, что Скурлатский все же заронил во мне даже не сомнение, а тягостную неуверенность, так ли уж я прав, когда отметаю ценности предыдущих веков.

Да, сейчас другие вызовы и другие проблемы, но мы все-таки те же люди и с теми же чувствами, что достались нам еще от амеб, кистеперых рыб, приматов и неандертальцев. Вся наша культура, вера и ценности выстроены так, что нам понятны запросы древних египтян и месопотамцев, у нас с ним основа совпадает почти на все сто процентов…

С другой стороны, входим в мир, где сами сможем не только чистить собственный генофонд, но и менять отношение к миру. Не так, как меняем сейчас, а хирургически, на генетическом уровне.

У меня уже изменилось даже с той малости, когда искусственные хрусталики моих глаз не просто обострили зрение в сто восемьдесят раз, но и позволили видеть в полной темноте, различать лучи ультрафиолета, инфракрасные и даже рентгеновские.

И самые устойчивые ценности изменятся даже от того, если станем жить, пусть даже ничего не меняя в себе, по двести или тысяче лет!

Так что не надо ля-ля о вечных ценностях, вечных не бывает. Ценности тоже меняются…

Но все же зачем директор заезжал лично? Не просто поговорить, он прекрасно пользуется виртуальной связью, экран у него дай боже каждому, может и голограмить, но заехал, всматривался в меня, получая от визуализации еще какие-то важные данные, чего я не усекаю, что-то решил для себя, но уехал, ничего особенно не сказав и не пообещав…

Слева вспыхнул экран, появилось лицо Касарина, он без всякой деликатности брякнул:

– Шеф, вы облажались!..

Я поинтересовался недовольно:

– В чем на этот раз?

– На конференции стран Африки, – сообщил он с торжеством, – послали Штаты на хрен на целую неделю раньше, чем мы напредсказывали в прошлом году!

Я ответил с неудовольствием:

– Но послали же. Дикари, можно было бы в последний день конфы. Как бы после продолжительного раздумья, так деликатнее.

Он ухмыльнулся, довольный, что отыскал, как укусить, экран погас. Глобализация глобализацией, но страны ревностно отстаивают остатки независимости и не отдают полностью управление глобальному контролю, то есть Штатам.

Правда, Штаты настаивают чисто формально, вроде бы для управления миром контроль необходим поплотнее, однако им уже не жаждется брать на себя слишком уж большую ношу по вытаскиванию из ям ленивых и нежелающих трудиться. Сами попали, сами и выбирайтесь, если вам так уж важна независимость даже от здравого смысла. Главное, чтобы атомные бомбы не начали делать в кустарных заводиках или еще какую-то гадость.

В раздражении я почесал кончиком пальца за ухом, туда в свое время вшили первый чип, модифицированный смартфон, только уменьшенный до размеров рисового зерна. Затем всобачивались и другие гаджеты, помощнее, с разными возможностями, но и первый остался, хотя им почти не пользуюсь.

Шрамик в минуты волнения начинает чесаться, словно организм зачем-то напоминает о самом первом шаге к киборгизации.

Дверь моего кабинета распахнулась, я поморщился, но это явился Камнеломов, всем своим видом напоминая, что это он заведующий нашим отделом.

– Ну чё? – поинтересовался он с вызовом. – Как бы работаешь, да?.. И когда смотришь порнуху, верно?.. Ты, дескать, смотришь порнуху, а твое подсознание высчитывает, в каком году в Индонезии будет переворот?.. Или землетрясение в Африке?..

– С землетрясениями не ко мне, – ответил я. – Хотя, правда, вы, Алексей Владимирович, так и не научились различать прорицателей, предсказателей и прогнозистов?