— Вы решили, что можете контролировать свою жизнь. Наивно полагали, что способны дать отпор
Я дёрнулся. Нужно было остановить её, напомнить, что виновен лишь один человек, Александр. Но склизкое осознание, что ничего мой крик не исправит, быстро вытеснило это желание. Нужно быть покорным, как и говорит Узза…
— Мы казним этих людей, — Узза мрачно улыбнулась. — А вместе с ними каждого десятого из вас. А за каждую попытку сопротивления мы будем убивать ваших детей, которых вы так жаждете увидеть.
Дети… Про них мы давно не слышали. Матери тщетно умоляли
— Но прежде, чем перейти к казни, мы хотим сообщить, что среди вас есть те, кто отличился покорностью и послушанием. Не только поступками, но и помыслами они покорились судьбе. За хорошее поведение полагается награда. Вам будет позволено посетить город, а те, у кого есть дети, смогут с ними побеседовать в течение получаса.
Стало трудно дышать. Город часто мне снился, с его шумными улицами в центре и утопающими в зелени районами на окраинах, сверкающими шпилями и куполами, бегущими по рекам и каналам пароходами. Я скучал по своей большой и уютной квартире с высокими потолками и окнами, выходящими и на оживлённую улицу, и во двор. Кто там сейчас живёт? Или теперь, когда нас согнали в лагеря, город вымер? Возможно ли, что обещанная награда за разговор с Сергеем Николаевичем — поездка в город?
Тем временем между рядами стали ходить солдаты. Они отсчитывали каждого десятого и у тех тут же загорались красным браслеты. Всё происходило быстро и тихо. Узники вертели головами и их губы беззвучно шевелились, некоторые пытались поменяться с более удачливыми соседями, но быстро сдавались, понимая, что никто не захочет занять их место. Тысяча человек и те, что на трибуне. Это будет самая масштабная казнь за всё это время. Я слегка привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть, есть ли среди раненных Сергей Николаевич. Сердце ёкнуло, когда на самом краю я разглядел знакомое лицо. Сергей Николаевич улыбался и явно что-то напевал себе под нос, пальцы его беспокойно теребили одежду и всё пытались натянуть на босые ступни штанины больничных брюк.
Мимо меня, не глядя, прошёл солдат. Смерть миновала, и я почувствовал постыдное облегчение.
Процедура длилась уже около получаса, но
Ожидание убивало. От тоски и скуки, такой неуместной в данную секунду, я начал про себя вспоминать все песни, которые когда-то любил слушать. Мрачные композиции оказались подходящим саундтреком происходящему.
Наконец, солдаты закончили отбор. Нам было приказано освободить центр площади, там должны были остаться только приговорённые к казни. В несколько рядов мы встали по периметру площади, окружив живой стеной тех, кому не повезло. Солдаты вынесли небольшие металлические коробки и разложили вокруг узников. С трибуны столкнули раненных и поволокли за руки и за ноги на место казни. На снегу оставались кровавые полосы, словно кто-то рассыпал ягоды рябины.
— Что же с ними сделают? — прошептал кто-то за моей спиной.
— Может, взорвут? — раздалось предположение откуда-то слева, но тут же оно было высмеяно стоящей рядом со мной женщиной.
— Ещё один взрыв? Даже для них это уже слишком. К тому же, даже их технологии не смогут защитить от ударной волны их солдат. Да и нас тоже, в конце концов, мы же нужны им.
— Нужны? — с горечью отозвался кто-то. — Ваша наивность и оптимизм поражают.