2070 (СИ)

Громкий сигнал будильника возвестил о начале нового дня. Нехотя открыв глаза, я перевернулся на спину и, вытянув руки вдоль тела, уставился в потолок. Ничего нового там не обнаружив, я рывком сел и лёгким движением отключил раздражающий будильник. Уззы в комнате не было, как и каких- либо следов записки, сообщающей куда она удалилась. Прохладный пол обжёг босые ступни, и я машинально, уже выверенным движением, включил панель на стене и запустил подогрев пола. Через несколько секунд температура достигла комфортных тридцати градусов, и я поднялся с кровати. Повёл затёкшими плечами и подошёл к окну. Внутреннее ощущение подсказывало, что там, на улице, взгляд зацепится за голые скелеты деревьев и жёлто-красный ковёр из листьев, но осень на Идмо ничем не отличалась от лета. Было что-то тоскливое и безысходное в вечнозелёных растениях и яркой траве, словно вся планета погрузилась в чёртов день сурка. На полях уже вовсю трудились идморцы, и их кожа любых оттенков зелёного наводила не меньшую тоску. Узза, не понимающая моего состояния, лишь пожимала плечами, когда я говорил, как здесь угнетающе, и посылала волны умиротворяющего рыжего света. Я растворялся в нём, и постоянство окружающего мира на время переставало меня грызть.

Помотав головой и отгоняя лишние мысли, я перевёл взгляд от полей левее. За те месяцы, что мы тут находились, возле корабля и казарм успела появиться школа: огромное низкое здание с незастеклёнными окнами и автоматическими дверьми. Возле неё уже толпились ученики, разбившись на группы в зависимости от цвета кожи. Я покачал головой. Иные не пытались как-либо избавиться от настолько выраженного расслоения общества, хотя и позволили представителям жёлтой касты получать образование наравне с остальными.

На сборы ушло несколько минут. Проигнорировав оставленный на столе завтрак, я покинул комнату и направился к лифту. Те, кто попадался мне по пути, приветливо кивали, кое-кто даже здоровался вслух. За последние несколько недель отношение ко мне заметно улучшилось. Преподавая идморцам основы физики и математики, я перестал быть просто зверушкой Уззы. Теперь я был частью их миссии, тем, кто нёс свет знаний и просвещения. И чем дальше, тем меньше я ощущал себя человеком. Всё меньше я говорил на русском, отдавая предпочтение свистам и щелчкам Иных, всё реже я позволял себе проявление эмоций, стремясь к внутреннему покою. Узза была довольна такими переменами. Теперь ей почти не нужно было тратить силы на то, чтобы успокоить меня или забрать мои эмоции себе.

Подойдя к школе, я заметил, как четверо голубокожих мальчишек, среди которых оказались и братья Сталии, окружили девчонку с ярко-жёлтой, словно одуванчик, кожей. Она испуганно озиралась и прикрывала голову руками, ожидая ударов.

— Эй, желтуха, — один из мальчишек схватил её за плечо и рывком потянул на себя. Та упала, ударившись коленками о землю. — Ты не забыла, что ты всего лишь прислуга? Отец говорит, что, когда мне будет двадцать, он купит тебя и подарит мне. Так что не советую задирать нос. То, что посланники космоса позволили отребью получать знания, не означает, что вы как-то изменили свою судьбу.

Девчонка заплакала и попыталась подняться на ноги, но ей тут же в спину прилетел пинок. Смех мальчишек звучал звонко и беззаботно, будто они не над беззащитной девочкой издевались, а играли в обычную детскую игру. Вокруг уже собирались зрители. То тут, то там раздавались одобряющие крики.

— Так её!

— Гнать их надо, уродов!

— Возомнили себя достойными! Кары Богов на них нет!

Кто-то вытолкнул в центр ещё парочку ребят с жёлтой кожей, и на них тут же посыпались удары. Тут я решил, что пора вмешаться.

— А кем себя возомнили вы?

Дети замерли. Краем уха я услышал, как кто-то прошептал:

— Тень пришла.

Несколько месяцев назад, впервые услышав это прозвище, я не знал, как реагировать. И до меня не сразу дошло, что дело было в Уззе, за которой я всегда следовал, куда бы она не направлялась. Питомец, Тень… Меня никто, даже порабощённая раса, не воспринимал как отдельную личность. И даже теперь, когда я учил идморцев и не мог постоянно находиться рядом с Уззой, ко мне редко обращались по имени, используя безличное «учитель». В какой-то момент мне это даже начало казаться забавным: будучи студентом, я иногда забывал или вообще не знал имён своих преподавателей, и приходилось изощряться в обращениях к ним.

Привычным уже жестом тряхнул головой, приводя в порядок мысли. Воспоминания о Земле и прежней жизни были неуместны, более того, они казались губительными.

— Пока вы равны, — холодно произнёс я. — Никто из вас не выделяется выдающимися умственными способностями, талантами или подвигами. Оно и понятно. В вашем возрасте данный этап развития нормален. Пока вы только вступаете на долгий путь обучения и освоения недоступных на данный момент навыков. Разумеется, когда вы станете старше и начнёте свою часть великой миссии, у вас будет право судить о том, кто заслуживает кары Богов, а кто чего-то достоин.