– Тебе не надо завтра на службу, брат, – сказал я, нашарив кнопку открытия двери и спиной выбираясь из машины. Тимур продолжал смотреть. Кажется, он все понял. – Датчик ты сжег, зато я…
Я расстегнул молнию на кармане и издали показал Тимуру маленький маячок, выданный мне Контрольной службой. Справа и слева, блокируя шоссе, уже садились летающие платформы, с которых спрыгивали оперативники КС.
– Я тоже свое обещание выполнил. Отца мы похоронили. Его никто не тронет, могила останется на месте, хотя кладбище зальют бетоном. Но программа отца будет работать.
А вот про пистолет в машине я забыл, каюсь. И честно сказал это командиру группы КС, когда они несли тело Тимура к платформе.
Но это не беда – стране ведь нужна первичная биомасса.
Дарья Зарубина
Имею право
– Кто-кто? Клоун в шапито! Ваша любимая соцработница!
Ева протиснулась в дверь, шурша пакетами. Седов помог ей выпутаться из лямок тяжелого рюкзака. Девушка перепрыгнула через пакеты: пушистая юбочка-астра, розовые кеды с утятами, лодыжки унизаны браслетами с маленькими колокольчиками. Браслетики, конечно, не Джовани-Ринг, но если не приглядываться…
– Модненько и со вкусом. – Движением балерины встряхнула ножкой, любуясь новыми игрушками. – Вам как, Пал Саныч?
– Мило. А куда столько добра?
Расшнуровала кеды, прижавшись к бедру Седова круглой, твердой, как каучук, попкой.
– Да у меня сегодня после смены по здоровью за Лизу возрастная. Три бабули в вашем доме, еще двое – через дом. Я на базе для них пайки и лекарства получила, а транспорта у меня нет. Группе здоровья транспорт не положен. Лиза свой передала, но я-то мотоцикл водить не умею. Тем более с коляской. А вы умеете?
Седов мотнул головой.
– Жаль.
Ева проскользнула в комнату. Шурша волокнами юбочки, скатала в плотную восьмерку нейлоновые розовые трусики, бросила в кресло. Уперлась локотками в постель.
– Зашиваюсь, Пал Саныч. Давайте сегодня быстренько.
– А может, так? – предложил Седов от двери.
– Так нельзя. – Ева с сомнением оглядела юбку, прикидывая, помешает или нет. Облако меховых волокон мягко опустилось на пол. – Вы у меня и так в риск-группе по психологическому травмированию окружающих. Мне даже датчик другой теперь из-за вас вшили, по гормонам не пройду – штраф. Пал Саныч, миленький, ведь меня уволят. Давайте быстро сделаем все, и я побегу. Таблеточку примем, а?
– Я не могу.
Маленькая круглая попка Евы отразилась в черном дисплее выключенной фоторамки. Но Седов знал, что там, в цифровой темноте, застыло на паузе фото Кати. Психолог настойчиво рекомендовал держать фотографии выключенными, чтобы не снижать и без того неважный эмоциональный уровень. Если Седов продержится дольше месяца и выйдет на норму, ему разблокируют основные слезные протоки. Можно будет плакать. Включить фото. Тогда отпустит нейростимулированное равнодушие. Забудутся приступы наркотической эйфории.
Если он справится с горем без стимуляторов – разблокируют воспоминания о Кате.
– Откажетесь, и опять госпитализируют, – умоляюще сказала Ева. Вытянулась на кровати, разглаживая ладошками шелковое покрывало. Перекатилась на спину, погладила себя по животу. – Неужели я вам нисколечко не нравлюсь?
На вид ей было лет шестнадцать, не больше. Вдвое моложе Седова. Моложе Кати. Но он помнил жену такой же, как Ева, молоденькой, гладкой и розовой, как клубничный леденец. Психолог признал его состояние критическим, и зож, пробравшись тощими нанолапками в мозг Седова, заблокировал все потенциально травмирующие воспоминания – о том, как Катя болела, как умерла. Он даже не помнил, чем она болела, как выглядела в последние годы. В голове осталась лишь девчонка, в которую он был влюблен. И Ева была слишком похожа на ту девчонку, чтобы это не ранило.
– А тебе нравится… такая работа?
Давно хотел спросить – не решался. Они сумели договориться. Седов принимал свою таблетку и запирался в ванной, позволяя зожу в затылке регистрировать скачок пульса, давления, адреналина, серотонина и всех остальных показателей здоровья половозрелого человеческого самца. А Ева, надев наушники, прыгала на кухне возле закипающего чайника, во все горло распевая на сомнительном английском Хилари Мью, пока датчики энергозатраты и удовлетворения не загорятся зеленым.
– Принимайте таблеточку – скажу, – улыбнулась Ева.
– Шантажистка мелкая, – мрачно ответил Седов, опустился в кресло, забросил в рот капсулу.
– А что, работа как работа. – Ева вытянула ножки вверх, улыбнулась тому, как мелодично звякнули браслетики. – Не всю жизнь я буду бегать в соцработницах. На следующий год в медколледж документы подам. Просто подкоплю немного. Наверное, на медсестру. Подешевле.
Она пошевелила пальчиками, обхватила ладонями стопы и потянулась.
– А хочешь на кого? – спросил Седов.
Она легко спрыгнула с кровати, пробежала на носочках, оставляя на ворсе ковра вмятинки, похожие на кошачий след, влезла на колени Седову, дожидаясь, когда его накроет.