21 интервью

Неизвестный: Эти вопросы мне кажутся совершенно праздными. Что такое культура? Миграция людей и идей – это и есть культура. Откуда-то родилось странное представление, что культура локализирована географической границей. А что такое геограница – это умозрительно проведенная линия на карте, иными словами, это условность. Что же, березка, растущая в Швеции, в пяти шагах от русской березки, растущей на границе Швеции с Финляндией, уже имеет другие качества? Что за чушь?! Эмиграция… ну Христос был эмигрантом. Достаточно?! Данте, Леонардо, Микеланджело были эмигрантами, а кто не был?

Где грань национальной и интернациональной культуры? Если культура в целом остается локально-национальной, значит, она провинциальна. Например, иудаизм оказался не провинциален, христианство оказалось не провинциально, захватило целый мир, мусульманство также. Данте, Микеланджело оказались явлениями интернациональной культуры, так все, что значительно, перешагивает границы национального самосознания. Достоевский – национален и интернационален, человечен. Русский ли я художник или нет? Ну, конечно, я русский, если до 50 лет жил в России, не говорил ни на одном из языков мира, читал русскую литературу, а иностранную – в переводах, жил на Сретенке, – конечно, я русский художник, несмотря на то что мне хотели в этом отказать, а сейчас я не русский, я – американский, потому что я здесь живу уже 11 лет. В общем, ответ прост: если я плохой художник, я навсегда останусь русским, а если я хороший художник, то я стану интернациональным.

Минчин: Какие скульпторы вам ближе?

Неизвестный: Мне очень близки все-таки идеи кубофутуризма, начальные. Я думаю, что эти элементы есть в моих работах. Однако, как я сказал уже, моя идея Синтеза делает меня в определенном смысле довольно всеядным. В действительности, мне ближе древнее искусство – по ритму, по духу, по языку. Когда я хочу усладиться, я все-таки смотрю на древний Египет, греков, древних ацтеков.

Минчин: Сколько по вашим подсчетам стоит проект «Древо Жизни» и осуществим ли он?

Неизвестный: Да, он осуществим в принципе, но сколько он стоит, трудно сказать. Наша организация «Древо Жизни» начала сбор денег, уже есть земля, многие компании должны будут давать выставочные компоненты в монумент бесплатно, с целью рекламы своей продукции. Это должна быть самая дорогая скульптура в мире. Если бы мне сегодня дали деньги, то через 5 лет этот монумент уже бы стоял. Во всяком случае, я тороплюсь, потому что строительство должно быть закончено к 2000 году.

Минчин: Как отражен ваш образ на страницах литературных произведений?

Неизвестный: Когда вы читаете обо мне в литературе, то всегда, всегда присутствует некий образ (который нисколько меня не оскорбляет, а даже, может, мне нравится), образ такого брутального пьяницы, бабника, человека с размахом, – гуляки. Но это юмористично все, потому что, может, тогда только я и был доступен своим друзьям, которые меня описывали. Это был день или два, когда я запивал, отдыхал, вырывался из своей среды. За это время я создал 5000 гравюр, проиллюстрировал всего Данте, Достоевского, 750 скульптур, работа шла день и ночь, но эта работа как бы вскользь указывается. Почему? Потому что главный пафос моей жизни – это трудовой аскетизм, он нуждается в более квалифицированных описаниях и нужно быть искусствоведом или философом искусства. А, скажем, описания красочные, что две бабы повисли на Эрнсте Неизвестном, а он, так сказать, выпил из горла полбутылки водки, – не требуют особого интеллектуального напряжения, они красочны и очень забавны. Это такой забавный перекос.

Минчин: Но, с другой стороны, можно и позавидовать, что на человеке сразу две повисли, а не одна. Ничего в этом плохого тоже нет!

Неизвестный(смеется): Конечно! Я не говорю, что в этом что-то плохое, но речь идет о другом. Это так же, кстати, как насчет Максимова. Когда я жил в России, о Максимове говорили: пьяница, не просыхает. Но этот «пьяница», между прочим, писал и создал свою литературу. Когда он выпивал, то появлялся в Доме литераторов, но, когда работал, он не появлялся по полгода, поэтому никто его не видел. А в пьяном виде его видели – и слагали, и спрягали.

Минчин: О вашей встрече с Сартром?