В общем, если из приговора выкинуть ссылки на статьи и прочую совершенно ненужную простому человеку белиберду, то смысл решения сводился к следующему: во-первых, невиновны (все и однозначно!) — непреодолимое стечение обстоятельств; во-вторых, хряка Самсона, то есть, его породу следовало незамедлительно занести в Красную книгу как редкий исчезающий вид (с одной стороны, конечно, это вовсе неплохо, а с другой, кому он теперь сдался, задарма кормить его?); в-третьих, положить хряку ежемесячное содержание как редкому виду (а вот это уже кое-что!); приостановить выпуск и эксплуатацию коммуникаторов и немедленно инициировать проверку на предмет возможного отрицательного влияния этих устройств на животный мир. И еще один пункт: компенсация убытков пострадавших ложилась целиком и полностью на плечи Фонда Охраны Живой Природы, исходя из «краснокнижности» хряка.
Вот, собственно, и все…
Когда мы распрощались с капитаном, проводив его до автомобиля — сержант принципиально проигнорировал нас, забравшись в фургон первым, — и помахали ручкой вслед удаляющейся машине, Степан сказал:
— А ты: «дрон», «рамки»!
— Да кто ж знал, чем дело-то обернется, — пожал я плечами. — А кто-то говорил, что моя задумка с Самсоном — полная дребедень.
— Ну-у… — Степан повел плечами и вздохнул. — Пошли, что ль?
— Пошли, — кивнул я. — Кстати, а ты не в курсе, где дрон? Я этого зануду уже несколько дней не видел.
— На задании он, — отозвался Степан с некоторой заминкой.
— Только не вздумай сказать, что еще одного психа собираетесь сюда притащить.
— Не скажу.
— Ты серьезно?
— Психов с нас вполне достаточно.
— Спасибо! — надул я щеки.
— Не за что. Но ты и вправду ценный псих.
— Это радует. И обнадеживает.
— Всего за пару-тройку дней тебе удалось разрушить стройную теорию, привести «бобра» в полное замешательство — и что за дурацкое название! — лишить четверть человечества привычного образа жизни и… что там еще было?
— Ты преувеличиваешь, — я невинно потупил взгляд.
— Не думаю, — протянул Степан. — Ты очень опасный псих.
— С чего это ты взялся мне льстить? — довольно оскалился я.
— Задабриваю. На случай если решишь еще что-нибудь разрушить или сломать. Может, меня минует эта участь.
— И не надейся, — пообещал я ему.
— О-хо-хо! — безнадежно покачал головой Степан. — Ладно, пошли опрокинем по маленькой за успешное завершение безнадежного предприятия.
— Пошли. Только один вопрос.
— Какой? — насторожился Степан.
— А почему по маленькой?..
Глава 4
Не буду рассказывать о посиделке. Нечего, собственно, рассказывать. Обычная русская посиделка, подробности которой выясняются только на следующее утро. Нет, все начиналось, конечно, чинно, с примесью аристократичной интеллигентности, то бишь, вилочки, вкусная красота в тарелочках, чистый как слеза самогон в графине и философия за жизнь. А потом… Потом широкой русской душе стало тесно в доме, и мы со Степаном отправились… Куда же мы отправились-то, дай бог памяти? Ну, ничего, все обязательно прояснится. Всенепременно.
Морщась от головной боли, я откинул ногами одеяло и с превеликим трудом усадил свое непослушное тело. Тело сопротивлялось, делая попытки завалиться обратно на постель и ни в какую не желая следовать прописной истине «движение — жизнь». Кое-как проморгавшись опухшими, налитыми чугуном веками, я огляделся. Комната моя, значит, ноги все-таки привели меня домой. Надеюсь, что ноги. Стол. На нем завтрак, укрытый полотенцем. Еще небольшая бутылка с самогоном и банка с рассолом. Никак моя сердобольная хозяйка расстаралась? От вида самогона я почувствовал приступ дурноты. Зажмурив глаза и отвернувшись, я упрятал бутыль за спинку кровати. Банку с рассолом отодвинул подальше. Почему-то считается, что рассол очень способствует снятию похмелья. Глупости все это, по себе знаю. Мне так еще хуже становится.
Я поднялся с кровати и, пошатываясь, прошел к двери, пересек коридор и вошел в кухню. Стакан искать не хотелось, и я припал губами прямо к водопроводному крану. Пил долго и много, словно месяц не пил. Где-то как-то полегчало. Ополоснув напоследок лицо, я закрутил водопроводный кран, отер лицо ладонью и побрел в свою комнату. Нужно было заставить себя поесть.
— Да-а, господин Васильев, вид у вас!..
Я застыл на пороге, туповато глядя на стол, на углу которого примостился квадрокоптер. На этот раз он был серый с двумя красными полосками.
— Тебя только, язва, и не хватало, — проворчал я, проходя к столу.
— А вы все такой же грубый.
— Подвинься, — бросил я квадрокоптеру, присаживаясь к столу. Тот, обиженно гудя, перелетел на широкий подоконник.
— Плохое настроение — это, по-моему, не повод, оскорблять других.
— Я бы на тебя поглядел, вбери ты столько самогону, — я откинул полотенце: компот, огромная яичница с прижаренными дольками сала, свежие помидорки, зеленый лучок. Ничего, сойдет.
— Можно подумать, это я заставлял вас его вбирать. Ведь предупреждал же.
— Когда это? — спросил я, набивая рот яичницей.
— Даже не предупреждал, а пытался отобрать бутылку, — продолжал дрон, проигнорировав мой вопрос.