216512_B61BA_yamburg_e_a_pedagogicheskiy_dekameron

Что же делать? Решаю: вместе с девочкой идти к ней домой для прямого разговора с ее матерью. Не особенно надеясь на успех операции, перед выходом из школы звоню в милицию. Прошу на всякий случай выставить у подъезда товарищей в штатском. Увидев меня на пороге собственной квартиры, мать быстро справляется с испугом. Узнав о цели визита, благодарит школу за то, что вовремя остановили ее несчастного ребенка, склонного к клептомании. Категорически отрицает наличие ка­ких бы то ни было чужих вещей в квартире. Мол, случай первый и единственный. На взаимные препирательства уходит около двух часов. Как и следовало ожидать, ухожу ни с чем. У подъез­да умоляю сотрудников милиции продолжить дежурство. Еще через два часа звонок: мать и дочь задержаны у подъезда с дву­мя чемоданами. Просят срочно приехать в милицию, поскольку допрос ребенка можно вести только в присутствии педагога. С предчувствием близкой победы и торжества справедливости приезжаю в милицию. Но оказывается, что радоваться рано. Следователь сообщает, что чемоданы пусты. Хитрая женщина, заподозрив неладное, осуществила проверку, выйдя на улицу без украденных вещей. Допрос матери и дочери идет в разных кабинетах. Я, естественно, присутствую при допросе ребенка. Девочка довольно быстро признается в кражах. Мать стоит на­смерть, не признавая ничего, объясняя признание дочери фан­тазиями не вполне здорового ребенка. В двенадцать часов ночи следователь отзывает меня в коридор. «Мы проиграли, я обя­зан их отпустить. Время позднее, разрешение на обыск мы в лучшем случае получим завтра, а за ночь вещи уйдут». За пол­ночь втроем выходим из милиции. Уставший ребенок зевает, мать слегка улыбается. У меня перед глазами возбужденные ли­ца негодующих родителей, которые осаждают кабинет директо­ра. Решаюсь на отчаянный шаг, это мой последний шанс вер­нуть похищенное.

— Вы, конечно, женщина твердая, но и я пойду до конца. Завтра вечером я соберу общешкольное родительское собра­ние, где расскажу в красках об этой истории. Будьте уверены, мне поверят. После чего я назову ваш адрес и телефон. Пред­ставляете, какая жизнь после этого начнется у вас и вашей доче­ри? (Умиротворение на ее лице быстро сменяется тревогой.) Предлагаю отдать вещи не милиции, а лично мне прямо сегод­ня ночью. Даю слово не привлекать к этой истории органы.

— Поехали. Вам я вещи отдам.

Похищенное было спрятано на балконе. Пока она набивала чемоданы, я сообразил, что с моей стороны было бы неосмот­рительно принимать вещи по описи без свидетелей. В микро­районе школы жила завуч. Она в курсе завязки этой истории, но на дворе ночь. Звоню ей: «Ты, пожалуйста, не удивляйся, но прямо сейчас я вместе с воровкой приду к тебе. Будем прини­мать вещи...» Представил себе изумленную реакцию ее мужа.

С двумя чемоданами поднимаемся в квартиру заместителя. На пороге, бросив взгляд на злополучные чемоданы, она уве­ренно бросает: «Здесь не все!» Мошенница, опешив от такой проницательности, обещает через полчаса принести еще чемо­дан. Когда за ней закрывается дверь, я развожу руками.

— Ну, ты и Пинкертон!

— Не один ты, Ямбург, следователем работаешь. (Смеемся.) Наконец, приняв вещи по описи, с мужем заместителя та­щим чемоданы в школу. По дороге он отпускает шутки про бы­строе овладение смежной профессией. На часах шесть тридцать утра. Возвращаться домой не имеет смысла.

Но если бы на этом детективная история окончилась. К вече­ру следующего дня начинаю аккуратно раздавать вещи потер­певшим. Они счастливы, ибо, наконец, уверовали в эффектив­ность воспитательной работы школы.

На пороге кабинета элегантная женщина, мать одной из пострадавших старшеклассниц. Она благодарит за возвраще­ние пропажи, при этом, в свою очередь, ставит на мой стол до­рогие французские сапоги.

— Не понял. А это откуда?

— Ну, как же. У нас взяли из раздевалки, и мы взяли, а те­перь возвращаем.

Я буквально захлебываюсь от негодования.

— Как же так? Я понимаю, когда имею дело с социальным дном: алкоголичками, проститутками и т. п. Но вы же интелли­гентный человек, кандидат юридических (!) наук.

Смотрит в высшей степени разочарованно, даже сочувст­венно, как на неисправимого, далекого от реалий жизни идеа­листа.

— Зря вы так возмущаетесь. Мы еще честные, могли бы и не возвращать взятые в отместку сапоги. Тогда бы вы так ничего и не узнали.

После ее ухода долго не могу прийти в себя. К счастью, под­ходит время репетиций театральной студии. Там не место дур­ным мыслям...

Мотивы детского воровства крайне разнообразны. Они не сводимы только к одной причине, будь то социальное неравен­ство или неразвитое правовое сознание как взрослых, так и подростков.

В восемь утра в дверь кабинета постучали.

— Я к вам, — сообщила ранняя гостья и, не дожидаясь при­глашения, уселась напротив меня. Джинсы, маечка adidas, вы­щипанные брови — словом, выражаясь языком наших старше­классников, обычная «фирменная» девочка.

— Сапоги из раздевалки вашей школы украла я, — сказала она спокойно и, откинувшись на стуле, приготовилась наблю­дать мою реакцию.